— Бывает верно так, убийцу вновь на место преступления как будто кто приводит, но здесь лишь труп. Да и пришли вы, уж простите, скопом. Как среди вас определим мы одного?
— Да без труда, — раздался из темноты голос дона Рамиро.
Следом и он сам пожаловал. За ним, как тень, следовал Клеменсо, не высовываясь вперед господина.
— Тогда прошу сюда, — усмехнулся инквизитор. — В наш слишком тесный круг. Нашли вы что-то, что приблизит нас к разгадке этой страшной тайны?
— Кого-то… — поправил его дон Рамиро.
— И кто же это? — иронически подняв бровь, осведомился инквизитор.
— Приезжий. Точнее, проезжий, который крюк согласен сделать небольшой, чем свой вояж немного удлинить, но справедливости тем самым послужить. Днем за советом к нему отправились с Клеменсо мы, да вот оказия судьбы — он сам навстречу вышел нам.
— Так. Любопытно, что сказал он вам?
— Уверен, что беседу с ним найдете вы безмерно интересной. А я задам всего один вопрос.
— Всего один? Какой? Неужто все так просто?
В дверях возникла широкая морда стражника.
— Святой отец пришел. Прикажете просить?
— Да.
Стражник убрался, и тотчас внутрь шагнул высокий, атлетически сложенный священник.
Инквизитор нахмурился.
На таком человеке куда уместнее бы смотрелись доспехи — вроде тех, из кабинета, — чем сутана. Новоприбывший слегка склонил голову в знак приветствия, и дон Рамиро, не откладывая дела в долгий ящик, выдал сой вопрос:
— Скажите, дон Хосе, вы узнаете этого прохвоста?
— Впервые вижу, дон Рамиро, — спокойно произнес священник. — Хоть память у меня отменная на лица.
— Не сомневаюсь.
— Что это значит, дон Рамиро?! — вскинулся инквизитор. — Кто этот человек?!
— А вы не узнаете? — с деланным изумлением отозвался дон Рамиро. — Да это же ваш лучший друг и однокашник по университету в Алькала-де-Энарес, где оба вы прилежно изучали право. Да, это старый добрый дон Хосе. Так как же так, дон Педро?
— Это не Педро, — сухо заметил дон Хосе. — А кто он — следствие покажет. Стража! Стража!
— Попробуйте!
Лже-инквизитор отпрыгнул назад. Кисти нырнули в рукава и вынырнули с тонкими черными кинжалами. Рукояти их напоминали оскалившихся змей.
— Одним из них был заколот дон Ортуньо, — спокойно заметил дон Рамиро, вынимая шпагу из ножен. — Вопрос лишь в том, каким из двух?
— Левым, идиот! — рявкнул лжеинквизитор. — Вонзил отравленный кинжал ему я в правый бок. Тебе его всажу я прямо в сердце!
— Вот негодяй!
Покойный дон Ортуньо, откинув крышку, внезапно сел в гробу и схватил лжеинквизитора сзади за руки. Дико взвизгнув, тот рванулся вперед, но метнувшийся сбоку Ибрахим основательно треснул злодея кулаком по затылку. Глаза лжеинквизитора остекленели, и он рухнул на колени. Дон Рамиро шагнул вперед и парой точных сильных ударов выбил кинжалы из ослабевших пальцев. Донна Иоланта покачнулась и упала в обморок. Виконт попытался подхватить сестру, но явно переоценил свои силы и рухнул вместе с ней. Донна Бланка невозмутимо переступила через лежащую парочку и бросилась к воскресшему отцу.
— Хватайте самозванца! — приказал дон Рамиро прибежавшим на шум стражникам, вложил шпагу в ножны и повернулся к потирающему правый бок покойнику.
— Добро пожаловать обратно в мир живых, отец, — молвила донна Бланка, помогая тому выбраться из гроба. — Но что с тобой?!
— Так, пустяки. Повязка сбилась.
— Эй, кто-нибудь, врача! — крикнул дон Рамиро. — А вы, сеньор, извольте объясниться. Я вас, признаться, завтра собирался хоронить.
Дон Ортуньо, опираясь на дочь, осторожно присел на край мраморной плиты.
— Спасибо, Бланка. Я понимаю, дорогой мой дон Рамиро, уже сами вы решили эту жуткую задачку. Той ночью, когда я якобы погиб, действительно стоял я на краю могилы. Злодей в мой дом проник, и только случай мне спасением стал. Как он проник — ума не приложу…
— Ключи похитил у отца Сергия, дон Ортуньо, — вежливо заметил Клеменсо, — которого злодейски отравил. Ведь мертвому не надобны ключи.
— Вот негодяй, — дон Ортуньо сокрушенно покачал головой. — А ведь они казались мне друзьями и образумить дочку младшую мою пытались вместе…
— Вот это-то меня и удивило, — заметил Клеменсо. — Вот этот Педро… Давайте так его пока мы будем называть… на штрафы не скупился, индульгенции без меры продавал, а если осуждал кого, имущество всегда изъято было. О жадности его по городу легенды ходят. Конечно, с виду все доходы в казну святого Ордена текли, но мы же понимаем — немалое число дублонов как будто затерялось по пути. И вдруг, как будто без причины, он проникается заботою глубокой о нравственности донны Бланки, приключения которой довольно-таки безобидны были, зато не мало поспособствовали его обогащению.
Дон Ортуньо кивнул.
— Да уж, немало уплатил я за безобидные те выходки ее.
— И тут этот прохвост зарезал курицу, что золотые яйца приносила! — воскликнул дон Рамиро. — Простите, дон Ортуньо, это не про вас.
— Да нет, уж будьте по-солдатски прямы. Я воспитанием ее пренебрегал, и вот — финал.
Донна Бланка гневно зыркнула на Поющего Идальго, давая понять, что этот разговор ей не по нраву, но дон Рамиро — не виконт. Он только улыбнулся в ответ. А Клеменсо тем временем развивал свою мысль.
— Вот тут, сеньоры, стал я думать. Сменял он деньги на возможность постоянно быть рядом с отцом Сергием. С чего бы это? Мне видится всего одна причина. Он крупную повел игру, и то, что раньше деньги приносило, его уже не удовлетворило. Возможно, он узнал о камне. Но как? Заметьте же, сеньоры, беседы их всегда велись наедине и за стаканчиком вина.
— Не это преступление, дорогой Клеменсо, — улыбнулся дон Ортуньо.
— Сеньор, вы правы, но кто знает, что этот Педро мог в вино подсыпать? Чернокнижники слывут людьми, весьма сведущими во всяких ядах или зельях… Решившись на злодейство, он отравил отца Сергия, который, быть может, даже заподозрил что-то, и умыкнул ключи. В беседах с ним заранее вызнал, где комнаты какие, да какой у графа распорядок дня… Не изменили вы, сеньор, в ту ночь своим привычкам…
Дон Ортуньо кивнул.
— Как будто рядом были вы. И не пойму, что на меня нашло? Все ведь уже определил, да вдруг засела в голову мысль, что по ошибке камень Иоланте я вместо Бланки отписал. Бумаги разложил, вдруг дверь открылась. Подумал я, что Ибрахим пришел, позвал его. В ответ лишь тишина… Я шпагу достаю и к двери. Вот тут он и напал! И хорошо же он фехтует, черт возьми! Попался я на финт, кинжал в бок получил. Ну, думаю — конец. Ан нет, стук в дверь. Так этот сразу шасть в окно, в дверях уж Ибрахим. Он жизнь мою и спас. Какой-то дрянью раны мои смазал. Воняет гадостно, но боль и кровь унялись быстро. И вот, как только Ибрахим за дверь, так снова мой знакомец объявился, хватает со стола кинжал и к тайнику, что за картиной. Да только камень на столе тогда лежал, бумагами едва прикрытый. Так этот снова прыг в окно! Ну, думаю, нечистый. Вернулся Ибрахим, и я его подбил сказать, что умер граф. Так заодно взгляну, как родственники о покойном мне печалиться и убиваться станут, да и убийца не придет за мертвецом. — Дон Ортуньо покачал головой. — Ан нет, пожаловал он ночью. Спел чего-то, а потом вдруг требует, мерзавец, чтобы дух мой указал, где спрятал я рубин. А днями раньше Бланка слух мне рассказала, что город потихоньку будоражил, о том, что чернокнижник объявился. Смекнул тогда я, кто таков мой недруг. Жаль, в маске был, лица не видно…