— Ясно, — я кивнул. — На всякий случай, не знаете, где его найти?
Барсуков пожал плечами и развел руками.
— А, кстати, где вы сами остановились?
— У Никитина. Пришлось в доходном доме квартиру снять. С гостиницами-то у вас не богато.
Тут для разнообразия руками развел я. В Кронштадт в основном приезжали по службе, а для служивых свои корпуса были. Правда, купец Громов обещался построить полноценную гостиницу, даже название уже придумал — «Лондон», но обещанного, как говорится, три года ждут.
— Еще вопрос, Кирилл Игнатьевич, — сказал я, одновременно записывая адрес купца. — Вы приехали один?
Барсуков снова помотал головой. В этот раз — гораздо увереннее и совсем не поморщившись. Уж не знаю, что сделал Клаус Францевич с его головой, но купец оживал буквально на глазах.
— Не, не один, — ответил Барсуков.
В поездке его сопровождали супруга и приказчик Васильев. Последний тоже был каким-то родственником по линии жены. Правда, родня оказалась такая дальняя, что Барсуков и сам запутался, кем ему приходится этот Васильев. Какая-то седьмая вода на киселе. Барсуков ценил его не за родственную связь, а за деловую хватку. У этого Васильева был прямо-таки нюх на удачные сделки, и купец рассчитывал с его помощью окупить расходы на путешествие в Кронштадт.
— Но на кладбище вы отправились один? — уточнил я.
— Так приболела супружница моя, — ответил Барсуков. — Простудилась в первый же день. Я все ждал, пока она поправится, но вот дернул меня бес пойти одному.
— Бес? — спокойно, копируя манеру инспектора, переспросил я. — Или кто-то другой?
Барсуков почему-то опасливо оглянулся на окно. Оно было не только закрыто, но и старательно законопачено. Клаус Францевич почему-то считал, что легкие заморозки по весне куда опаснее для здоровья, чем январские холода. Весеннее солнышко, конечно, обманчивое, вроде и греет, а простудиться можно запросто, но если бы я всегда слушал советы доктора, то по весне бы в трех тулупах ходил.
— Он, — прошептал Барсуков, определенно имея в виду оборотня. — С самого утра за мной ходил. Раньше-то он только вечерами появлялся, а тут и днём пожаловал. Вот я и подумал: торопит он меня. Поторопился…
Купец развел руками, показывая всю бездну своего сожаления о своей же поспешности. Я кивнул и оглянулся на доктора.
— Формально, нет никакой запрет на оборотень днём, — уверенно сказал Клаус Францевич. — Многий сказка рассказывать оборотень, который быть животный днём и человек ночью. Бывать и наоборот, или не быть вообще никакой расписание. Человек совершать специальный ритуал и становиться оборотень.
— Спасибо, Клаус Францевич, всё понятно, — я тактично пресек наметившуюся было лекцию о свойствах оборотней. — Значит, нет ничего странного в том, что оборотень приходит днём.
При условии, конечно, что мы не считаем странным само существование оборотней.
— Найн, — сказал Клаус Францевич по-немецки и тотчас поправился: — Нет. Для оборотень это типичный образ жизни. Но я вам сказать, что это… — доктор ткнул пальцем в свои записи. — Не есть оборотень!
— Очень интересно, — протянул я.
Вот теперь я был готов слушать его очень внимательно. На лице Барсукова отобразилась та же степень заинтересованности. Доктор, заполучив благодарную аудиторию в лице сразу двух человек, с удовольствием пустился в подробные объяснения.
Как оказалось, существует бесчисленное множество всяких разновидностей оборотней: и по тому, в кого именно они обращаются, и как они это делают, и даже по числу душ в одном отдельно взятом теле. Как раз последний случай вполне подходил к нашему делу. Сами по себе оборотни были живыми существами, и когда они умирали, то они действительно умирали. Тело — если его не сжигала распоясавшаяся общественность — гнило в земле, а душа воспаряла на небеса.
Исключение в общей схеме составлял так называемый двоедушник, у которого на каждый облик была отдельная душа. Та, что человеческая, после смерти отправлялась куда положено, а вот вторую душу с одного трупа в небесной канцелярии уже не принимали. У них там с учётом всё строго. И вот эта вторая душа, оставшись наедине с мертвым телом, могла начать чудить.
— А почему она могла это? — спросил Барсуков. — Чудить, в смысле.
— Скучно, наверное, стало, — с легкой улыбкой заметил я.
— Да, это есть так, — неожиданно подтвердил Клаус Францевич. — Поэтому в гроб с таким покойник класть разный дорогой для него вещь. Это чтобы он мог с этой вещь развлекаться.
На лице купца отразилось понимание, но вовсе не удивление.
— Ну, допустим, не положили? — проворчал он. — Что тогда?
— Тогда этот покойник мог стать упырь, — сказал Клаус Францевич.
Барсуков с размахом перекрестился. Я нахмурился. Что мне откровенно не нравилось в излагаемой доктором версии, так это то, как логично она вписывалась в картину преступления.
— А что теперь с этим упырем сделать можно, господин доктор? — тотчас вопросил Барсуков, загребая воздух обеими руками. — Как его загнать обратно под землю?
— Обычно помогать забить в сердце осиновый кол.
— Это можно, — тотчас согласился Барсуков.
— Во-первых, чтобы разрыть могилу, надо получить разрешение, — сказал я.
— Организуем, — пообещал Барсуков.
— А во-вторых, этого упыря вначале надо поймать, — добавил я.
Барсуков заметно погрустнел.
— Думаете, он сейчас не там? — спросил купец. — Он же вроде получил себе игрушку.
Тут Барсуков с надеждой посмотрел на доктора. Клаус Францевич с сожалением признал, что этого он «пока не знать». Вообще-то, классическому упырю полагалось пить человеческую кровь, а не в игрушки играть. На слове «кровь» Барсуков вздрогнул и еще раз перекрестился.
— Сомневаюсь, — сказал я. — Земля за зиму промерзла, она сейчас как камень. Так просто даже с лопатой не прокопаешь.
— Упырь иметь свой особый путь, — возразил Клаус Францевич. — Поэтому люди не ограничиваться осмотр могила, они выкапывать тело.
— А если откопать не получится? — спросил я, вспомнив слова кладбищенского сторожа о том, что не стоит этого делать.
Клаус Францевич на пару секунд задумался.
— Мы можем немного ждать, — сказал он. — Если оборотень больше не приходить, значит, он иметь свой игрушка, его сердце быть спокоен и он спокойно лежать свой могила.
— Так я хотел бы часы назад получить, ежели что, — напомнил Барсуков. — И кошелек с деньгами.
— Тогда продолжим следствие, — сказал я.
— Да уж извольте, — тихо проворчал Барсуков.
Я сверился со своими записями, и вернул разговор в более реалистичное русло.
— Итак, — сказал я. — Ваша супруга болеет и находится на квартире. А почему ваш приказчик не составил вам компанию?