— Мне это обстоятельство брата не вернет, — хмуро бросил в ответ дьякон и отказался давать показания.
Семен отвел его в камеру.
— Я ознакомился в вашим рапортом, Ефим, — сказал инспектор, когда за дьяконом закрылась дверь. — Должен отметить, что вы делаете успехи. По сравнению с делом о липовом самоубийстве Золотова наметился серьезный сдвиг в сторону систематизации собранных доказательств. Мне понравилось, как вы обосновали подозрения против этого Феофана.
— Спасибо, — отозвался я. — Моя интуиция всё-таки сработала. Конечно, не так, как ваша.
Инспектор покачал головой.
— Нет, не так. Я просто предположил, кто из них смог бы подобраться незаметно к бывалому разведчику, который, кроме прочего, знал, что за ним охотится убийца.
Я мысленно помянул нечистого. Инспектор прямо в самом начале расследования чуть ли не ткнул меня носом в портреты команды разведчиков. Мог бы, впрочем, и поточнее намекнуть, но с ним всегда так. Влёт вычислит, что и как, и сидит с этим знанием, точно собака на сене! Он, видите ли, только инспектор, а ловить преступников — задача инспектируемых им полицейских.
— Вы, кстати, зря возмущаетесь, Ефим, — сказал Вениамин Степанович, словно бы прочитав мои мысли. — Преступника мало вычислить. Нужно еще доказать его вину в суде, а сбор доказательств не всегда по силам сыщику-одиночке. Их время уходит. Будущее, Ефим, за системой. Системой, которая способна пройтись мелким гребнем по следам преступника, собрать мельчайшие улики и объединить их в единую картину преступления. И вы, Ефим, вполне можете стать частью этой системы, если будете стараться.
— Стараться стать винтиком в машине, — отозвался я.
— Тоже хорошее сравнение, — согласился инспектор. — Винтик в машине, которая раздавит преступность по всей России — это не так и плохо. В машине, противостоять которой не сможет ни один самый изощренный преступный мозг, а не только такие неудачники, как этот наш дьякон. Не сможет просто потому что несопоставимы будут противоборствующие стороны — человек и огромная машина. Вот, Ефим, что мы создаем. А вы физиономию кривите каждый раз, когда простой отчет пишете.
Я покачал головой. Сам того не зная, инспектор повторил слова из так и не дочитанной мной статьи.
Она была посвящена грядущему якобы противостоянию летательных аппаратов легче и тяжелее воздуха. Автор пессимистично отвел первым едва ли два десятка лет на борьбу, после чего, по его мнению, должен был наступить быстрый и неминуемый закат. Благородные дирижабли будут сброшены с неба грязными тарахтелками, навроде нынешних автомобилей, только с крыльями.
И всё из-за чего? Прагматичность победит романтику. Самолеты летят куда надо, а аппараты легче воздуха зависимы от ветра. Даже дирижабли с их винтами вынуждены с ним считаться. И когда воздушный флот станет частью системы — в данном случае системы перевозок, — в ней будет место только надежным и предсказуемым (три раза ха!) машинам. Когда перелет из города в город станет таким же будничным делом, как поездка на поезде, едва ли один из тысячи пассажиров взглянет: а какой конкретно самолет их перевезет? Так же, как сейчас один из тысячи взглянет на паровоз, который потянет их состав. В системе никому не будет дела до отдельного винтика. Тот ли, другой ли — главное, что везет по расписанию. А расписание — это система, как ни крути.
Не скажу, что за этими словами нет логики, но лично мне она не нравилась. Я сообщил об этом инспектору — в хорошем настроении, после удачно раскрытого дела он сам был склонен пофилософствовать, — и Вениамин Степанович вздохнул.
— Тут вы не правы, Ефим, — произнес он. — Все эти ваши летающие шары — это, можно сказать, передовой отряд. За которым всегда идет система: будь то армия, аэропланы или полицейские отделения. Если хотите всегда оставаться на переднем крае, вы должны всегда оставаться лучшим в своем деле.
— Ничего против не имею, — ответил я.
— Что ж, — ответил инспектор. — Похвальное стремление. Тогда, для начала, вам нужно научиться доводить всякое расследование до конца. Составьте запрос в военное ведомство по поводу убитого солдата и, как теперь выяснилось, дальнего родственника графа Рощина. Также проследите за отъездом капитана Ветрова. Теперь, когда про золотые перчатки весь Кронштадт знает, нам лучше быть начеку. Потом оформите дело дьякона для передачи в суд и выделите в отдельное делопроизводство похищение капитана Ветрова в Порт-Артуре в ходе военных действий. Вряд ли мы сможем доказать соучастие дьякона, но преступление было — пусть оно будет в системе. Глядишь, когда и всплывет чего.
Я едва успевал помечать себе в блокнот посыпавшиеся распоряжения. Получившийся список недвусмысленно намекал, что стать лучшим по версии Вениамина Степановича — задачка не из лёгких даже для сторукого архонта.
ВТОРОЙ СУД — НАД дьяконом — состоялся две недели спустя. Феофана осудили за соучастие в покушении на убийство. Поскольку покушение не удалось, вместо каторги он отправился в тюрьму. Там ему будет полегче. Доказать его участие в похищении капитана Ветрова и выдаче последнего японцам, как и предрекал инспектор, не удалось, а дьякон как в рот воды набрал. Ни да, ни нет от него так и не добились. Военные тоже не проявили интереса, и обвинение пришлось снять.
Капитан Ветров уехал на следующий день после суда над Феофаном. Тихо и без помпы. Месяц спустя он прислал на мое имя телеграмму из города Харбин, сообщая, что добрался удачно, после чего пропал уже навсегда.
Часть третья. Самарский оборотень
ПРОВОДЫ МАСЛЕНИЦЫ В Кронштадте традиционно проходили под лозунгом: «Гуляем как в последний раз!» С понедельника начинался Великий пост, вот народ и старался наесться да напиться впрок. Причем, как водится, больше всех старались те, кто, в общем-то, пост соблюдать и не собирались.
Аккурат после обеда городовой Матвеев приволок в участок Мишку Алтынина. Как водится, пьяного в дым. Пока наш вечный дежурный Семён оформлял арестанта, Матвеев рассказал, что Мишка бузил в кабаке. Полез в драку супротив целой компании. Ему надавали по шее да и выкинули вон, но в процессе основательно побили посуду. Кабатчик в претензии.
— В общем, всё как обычно, — закончил эту историю Матвеев.
— Стало быть, не в первый раз? — поинтересовался Вениамин Степанович.
Инспектор, тоже как водится, восседал за своим столом и пил ароматный чай из большой фарфоровой кружки с императорским вензелем.
— Даже не в десятый, Вениамин Степанович, — заверил я инспекторя. — Так-то он смирный, только с гонором, но как напьется, идет чертей гонять.
С чертями ему, правда, пока не везло. Прошлый раз Мишка на них по осени ополчился. Где он их нашел, так и осталось тайной. Известно лишь, что черти попались боевые и дали сдачи. Мишка убежал от них с разбитым носом и с фингалом под каждым глазом. Орал как оглашенный, звал на помощь, но в руки не давался. Городовые его по всему Гостиному двору ловили, и мы с Матвеевым в этом участвовали.