– Приезжай, когда захочешь… а завтра похороны…
Я не сказала больше ничего – ну какие слова утешат мать, потерявшую единственную дочь? А говорить дежурные банальности было стыдно. И стыдно было признать, что это из-за меня Светка лежит теперь в городском морге. Значит, старикан-ювелир оказался не так уж безобиден, за Светкой следили, надеясь, что она приведет ко мне. Наверное, догнали по дороге к поселку – там полно кустов, за которыми можно легко спрятаться и дождаться момента. Наверное, она ничего не сказала, раз я пока жива. И теперь я не могу сбежать, я должна найти того, кто это сделал, иначе не смогу спокойно спать до конца жизни.
На крыльце офисного здания, где располагалась редакция, я появилась за десять минут до назначенного срока. Постаралась встать так, чтобы выбегающие покурить бывшие коллеги не сразу обратили на меня внимание, хотя с этим цветом волос, конечно, не заметить меня было сложно. Мне пришлось перейти на удаленную работу сразу после смерти мамы, а до этого уйти с места журналиста на должность редактора после аварии, в которой погиб отец. Меня тогда словно по голове ударили, я начисто разучилась строить предложения из слов, а из предложений абзацы, потеряла способность внятно излагать мысли. С чужими статьями проблем не было, но вот своего я больше не написала ни строки. Главный редактор меня просто пожалел и в память о прошлых заслугах предложил должность редактора, как потом предложил работать из дома, за что я была ему очень благодарна.
Черный «Мерседес» остановился у крыльца ровно в семнадцать сорок пять, и я поняла, что это за мной. Из машины вышел молодой человек в костюме и галстуке, оглянулся по сторонам, ища кого-то. Его взгляд скользнул по мне, но равнодушно – явно он не идентифицировал меня как журналиста. Пришлось подойти самой:
– Добрый вечер. Вы, наверное, за мной.
Водитель смерил меня взглядом, еле сдержал улыбку:
– Если вы Краснова, то да.
– Краснова, – подтвердила я.
Тут уж он не выдержал:
– Оправдываете фамилию.
– Стараюсь соответствовать, – в тон ему подтвердила я и села в предупредительно открытую машину.
В душе у меня все рвалось и болело, но я изо всех сил старалась держать себя в руках. К счастью, водитель оказался вышколенным и не трепливым, всю дорогу молчал и не донимал разговорами, что было очень кстати.
Мы подъехали к двухэтажному зданию старой постройки, отреставрированному по последнему слову современной архитектуры. Возраст дома выдавали, пожалуй, только колонны у входной группы – сейчас так уже не строят. Я вдруг вспомнила, что на старых фотографиях видела этот дом, но тогда в нем располагался Дворец культуры местного химического комбината. Потом комбинат построил новое здание, а этот дом, видимо, купил владелец банка Игнатюк. Ну что ж, вполне в духе девяностых – культуру вынести, деньги внести.
Водитель нажал кнопку на входной двери, послышался мелодичный звук, и дверь открылась. Женщина лет сорока в темно-синем платье и белом фартуке, повязанном вокруг талии, молча взяла у меня куртку и жестом пригласила идти следом. Водитель тут же вышел, и я подумала, что добираться отсюда будет довольно просто – недалеко остановка трамвая, можно и такси вызвать. Слава богу, Игнатюк не живет где-то за городом…
Я поднялась вслед за женщиной на второй этаж по мраморной лестнице – видимо, она осталась еще со времен Дворца культуры, разве что подверглась реставрации и выглядела совершенно новой. У массивной двери из коричневого дерева женщина остановилась, постучала и спросила:
– Михаил Евгеньевич, приехала журналистка.
– Пусть войдет, – раздался знакомый уже сиплый голос. – Юля, сварите нам кофе, пожалуйста, и приготовьте мой смокинг, через час я уезжаю.
Женщина толкнула дверь и пропустила меня вперед. Я оказалась в огромном кабинете, две стены в котором занимали книжные шкафы от пола до потолка, а на третьей над диваном висела «Незнакомка» Крамского. «Надеюсь, это не оригинал», – почему-то подумала я, бросив взгляд на картину.
Хозяин кабинета сидел за столом у зашторенного темно-зелеными портьерами окна. Перед ним был открыт ноутбук, рядом лежали папки с бумагами, в бронзовой пепельнице дымилась сигара. Сам Игнатюк оказался щуплым, узкоплечим и довольно тщедушным мужчиной лет шестидесяти, с аккуратными седыми усиками и морщинистым лицом, похожим на перележавшее свой срок яблоко. На фотографии, которую я видела, он не производил впечатления мелкого старичка. Голос так не гармонировал с внешностью, что невозможно было представить, где в таком маленьком теле рождается такой звук – сиплый и грубый.
– Присаживайтесь, барышня, – довольно старомодно предложил банкир, указывая на придвинутое к столу с противоположной стороны кресло. – Сейчас Юля принесет кофе, и мы поговорим. Не могу заниматься делами, если не пью кофе, такая привычка.
– А сердце как? Не жалуетесь? – как-то машинально спросила я, разглядывая кабинет.
– Шалит, шалит… годы-то не молодые уже. А вы, смотрю, библиотеку мою рассматриваете? – ухмыльнулся он. – Книги любите?
– Да. У вас очень красивая подборка переплетов.
– По спецзаказу, – коротко ответил Игнатюк.
Я не могла отделаться от мысли, что где-то видела издания подобного стиля, но где? Если по спецзаказу, то ошиблась. В девяностые была мода подбирать книги не по интересу, а по оформлению, а зачастую вместо книг на полках красовались подобранные под стиль интерьера муляжи. Муляжи… А ведь точно! Шкатулка, лежавшая у меня в палате на дне чемодана, выполнена точно так же, как те книги, что стоят в этом кабинете… И похоже, я близка к разгадке, но как теперь проверить? Не спросишь же напрямую…
С подносом вошла Юля, поставила перед нами чашки и почти бесшумно удалилась. Игнатюк сделал большой глоток и вопросительно уставился на меня.
Я встрепенулась – пора продолжать играть роль журналистки, я совершенно забыла о своей легенде, так можно и погореть. Я с серьезным лицом вынула из сумки блокнот и коробку ручек, объяснила, что никогда не пишу ничего на диктофон, и задала первый вопрос, касавшийся картин, которые были мне совершенно неинтересны. Очень хотелось вывести его на разговор о коллекциях, о драгоценностях – хоть о чем-то подобном, и я лихорадочно искала вопрос, который поможет повернуть в нужное русло. Взгляд упал на «Незнакомку».
– А скажите, это ведь копия? – указав кончиком ручки на картину, произнесла я.
Игнатюк рассмеялся:
– Конечно. Оригинал не по карману. И вообще для себя лично я живопись мало приобретаю.
– А чем, если не секрет, увлекаетесь? Это ведь так модно – собирать коллекцию чего-нибудь. Люди коллекционируют старинные модели машин, например. Или монеты. А вы, наверное, книги, да?
– Книги? – усмехнулся Игнатюк и встал из кресла. – Книги, милая барышня, вещь, конечно, хорошая. Но совершенно бесполезная – разве что камин растапливать.
Он подошел к шкафу, отодвинул стекло и вынул первую попавшуюся книгу, положил на стол и открыл. Я едва не заорала от радости – ну, надо же, попала прямо в точку! На черном бархате внутри обложки лежало тонкое ожерелье из прозрачных камней. Так вот что скрывается за корешками дорогих переплетов… Интересно, хватит у меня фантазии предположить, на какую сумму в этой «библиотеке» спрятано украшений и драгоценных камней?