Стягивая джинсы и глядя на свое отражение в зеркале – какое-то зеленое, измятое, а еще… тут Федор задумался в поисках подходящего выражения и вдруг вспомнил стихи, многократно цитируемые на просторах сети:
Он раздевался в комнате своей,
не глядя на припахивавший потом
ключ, подходящий к множеству дверей,
ошеломленный первым оборотом
[6].
Впервые наткнувшись на это четверостишие, Федор был буквально сражен концовкой. Прочитал стих Мишке, а тот сказал, что строчки эти тому давно известны. И что написаны они не Васей Пупкиным, как значилось на форуме, а известным поэтом, лауреатом Нобелевской премии.
Федор любил спорить с Мишкой и практически всегда побеждал. Но на этот раз от спора воздержался – стихи и впрямь были достойными. И сейчас, закрыв дверь ванной на шпингалет, чего он за годы проживания в этой квартире никогда не делал – не от бабушки же закрываться, – и уставившись в зеркало, Федор понял: ошеломление! Это именно то самое слово. Но не первым оборотом, нет. Обороты в его жизни пусть не часто, но все-таки случались. Но такого, чтобы не помнить конкретные обстоятельства этого самого действа – такого с ним точно не бывало.
Неужели он сходит с ума? Путешествует во сне, а потом начисто забывает о случившемся? И только сейчас, когда оказался в квартире не один, страшная правда вылезла наружу? И что думает о нем Алиса? Как смотреть ей в глаза после всего, что случилось. Или все-таки не случилось? Может, там, в спальне, ему показалось, что она как-то по-другому стала к нему относиться? Сейчас пойду и спрошу у нее!
Придя к такому решению, Федор наскоро принял душ, покинул ванную и походкой идущего в бой тореадора направился в кухню.
Алиса пила кофе маленькими глоточками и смотрела на Федора с таким восторгом, что у него кошки заскребли на душе. Ребенок, она же самый настоящий ребенок. Как он мог воспользоваться ее беспомощностью? А она словно почувствовала его терзания. Отставила недопитый кофе, протянула руку, обвила его запястье своими тонкими пальчиками, еще хранящими тепло чашки, прижала его ладонь к своей щеке и потерлась о нее все тем же кошачьим движением.
– Федя, что-то случилось?
– Нет. – Он энергично замотал головой, чувствуя, как с каждым мгновением уменьшается решимость задать интересующий его вопрос.
– Тебе, может, идти нужно куда-то? В институт? Или на работу? Я тебя задерживаю?
Он замотал головой еще энергичнее. На работу, конечно же, надо. Никаких срочностей в перспективе не вырисовывалось, но предупредить Кристину не мешало бы. Она терпимо относилась к опозданиям, но просила в случае каких-либо форс-мажоров ставить ее в известность. А тем более после его вчерашнего звонка. Наверняка волнуется.
Теперь, в свете приобретенного опыта, Федор понимал, что зря потревожил начальницу. Но в тот момент он, конечно, сильно испугался.
Федор полез в карман за телефоном, но Кристина его опередила.
«Где ты?» – Приход сообщения сопровождал чпокающий звук.
В тишине кухни он прозвучал как-то неприлично.
«Надо срочно поменять рингтон», – подумал Федор, обычно никогда не обращавший внимания на такие мелочи, и, не задумываясь, отбил ответ:
«В пробке скоро буду».
Получилось не очень понятно. То ли он скоро будет на работе, то ли находится в преддверии пробки и неизвестно сколько в ней проторчит. Но времени на знаки препинания не было, потому что Алиса, с грустью посмотрев на свои босые ноги, вдруг направилась к двери.
– Ты куда? – вскочил Федор.
– Пойду. – Она пожала плечами.
Федор вдруг подумал, что, несмотря на всю проблематичность положения, девушка не сутулится, не прячет голову в плечи. Привычка? Танцы? Гимнастика?
– Домой поеду, к маме.
– Босиком?
– Ты же дал мне тапочки.
«Она не хочет оставаться со мной, боится, что я снова…» – с горечью подумал Федор.
– Послушай, – он старался говорить как можно убедительнее, – я думаю, тебе не стоит никуда спешить. Врач же сказал – лежать. Значит, надо слушаться. Врачи, они плохого не посоветуют. Я сейчас уйду на работу, и квартира останется в твоем полном распоряжении. А вечером приду, сходим в магазин, купим тебе обувку какую-нибудь. Тут рядом можно купить неплохие кроссовки. И курточку не мешало бы. А потом, если захочешь, я отвезу тебя на автовокзал. Устраивает такой расклад?
Алиса добрых полминуты смотрела на него внимательно, а потом кивнула:
– Устраивает.
При этом она слегка поморщилась.
– Болит? – всполошился Федор.
– Да, немножко, – созналась девушка и коснулась пальцами лба.
– Надо немедленно выпить таблетки и лечь.
Она не сопротивлялась.
Федор отвел ее в спальню, уложил в постель и заботливо подоткнул одеяло.
– Подушка не низко? Может, мою возьмешь? – Он приподнял подушку и с ужасом обнаружил под ней свои трусы – алого цвета бомберы с танцующими черными пингвинами в белоснежных манишках.
Идиотский подарок на 23 февраля от администрации фирмы, где он работал до «Кайроса». С момента получения презента Федор надевал его всего пару раз, и надо же такому случиться – вчера именно эти трусы попались ему под руку.
Он снова представил себя в виде зомби, бредущего с закрытыми глазами в сторону спальни, сдирающего с себя футболку, переступающего через штаны…
Захотелось немедленно убиться головой об стену, но делать этого Федор не мог. Теперь он нес ответственность за эту девочку. И пока не сдаст ее с рук на руки матери или кому там еще, членовредительство отменяется.
– Приходи поскорее! – Алиса протянула к нему руки, он волей-неволей нагнулся, позволяя заключить себя в волшебный круг, пахнущий кофе и хвоей.
– Обязательно! – Он коснулся губами ее щеки, такой нежной и теплой, что и без того эфемерное желание отправиться на работу моментально испарилось.
Федору показалось, что он плывет по реке. Ласковые волны несли его вперед, к тихой гавани, где его ожидало бесконечное блаженство. Но стоило его пальцам коснуться того места, где голубую ткань приподнимали два вожделенных холмика, громовой голос инструктора по рафтингу у него в голове завопил: «На работу! Быстро! Раз! Раз!» Наваждение отступило, и Федор опрометью бросился к двери.
– Я скоро! Захочешь есть – холодильник в твоем распоряжении. И никому не открывай! – крикнул он уже с порога.
Вылетая из подъезда, он чуть не отфутболил намеревавшуюся войти собачку, за что был удостоен презрительного взгляда как животного, так и сопровождавшей его старушки.
Соседка выразительно поджала губы и покачала головой.