Федор почувствовал ее взгляд и оторвал глаза от монитора.
– Независимые эксперты оценивают один только ресторан «Пушкин» с мини-пивоварней в полтора миллиона долларов. Плюс два миллиона цех по производству бутылочного крафтового пива и плюс три ресторана в спальных районах от восьмисот до миллиона каждый. Это уже рублей. Так что миллион долларов у них найдется.
– Если бабушка с мамой согласятся поделиться с зятем, – кивнула Кристина. – Спасибо, Федор. Итак, Андрей Геннадьевич, – Щедрый весь подобрался от такого официоза: в офисе «Кайроса» по имени-отчеству его давно никто не называл, – устраивают вас наши условия?
– Вы же понимаете, что информация эта – сугубо конфиденциальная, – тоном оправдывающегося школьника заявил Щедрый. – Передавая вам документы, я нарушаю закон. Если произойдет утечка…
– Одним словом, ты нам не доверяешь, – оборвал майора Рыбак.
– Ну, я бы так не сказал…
Щедрый съел последнее печенье, одним глотком допил остывший кофе.
– Ладно, уговорили. Я после обеда привезу документы, и вы…
– Если в процессе их рассмотрения мы найдем версию убийства на производственной почве более или менее состоятельной, мы готовы оказать следствию максимально возможную помощь, – сказала Кристина.
– До скорого. – Майор встал, отряхнул с колен крошки.
– А теперь занимаемся «Дотти», – скомандовала Кристина. – Если мы решим подключиться к делу Мартыновых, нужно по максимуму подтянуть «хвосты».
Федор свою часть работы по «Дотти» сделал еще на прошлой неделе. Он проверил корректность отображения текста отчета Аси и Рыбака о посещении парикмахерской, направил его по электронной почте Кристине.
Покончив таким образом с первоочередными делами, он снова отправился на городской новостной портал и обнаружил большую статью Руслана Ларина.
Федор поморщился – Ларина он недолюбливал. Нет, журналистом тот был отличным, а вот человеком…
[11]
Впрочем, на этот раз Ларин не преуспел и как журналист. Ничего нового из статьи Федор не почерпнул. Разве что отметил фамильное сходство на фотографиях Ларисы, Ольги и Таисии Мартыновых, сделанных в разные годы.
«Какие-то вы все некрасивые, – думал Федор, всматриваясь в грубые черты лиц хозяек «Пушкина», – не повезло вам с родителями».
От родителей Мартыновых он чуть было не перешел к своим родителям, но не успел: телефонный звонок прервал его размышления. Федор решил было, что звонит Алиса, и обрадовался – не нравилось ему, как они расстались сегодня утром. Но, посмотрев на экран телефона, обрадовался еще больше – это была Женечка.
– Привет! – сказала она, и по одному этому слову Федор понял, что девушка расстроена. – Представляешь, меня сегодня не пустили к бабушке.
– А что? – Тут Федор не на шутку испугался, что состояние Дарьи Тимофеевны ухудшилось.
– Медсестра какая-то новая. Сказала – с собакой категорически нельзя. А куда мне было его девать? Не оставить же одного? Вдруг он решит, что я его бросила!
– А если к окну?
– Я пробовала, там жалюзи опущены, ничего не видно. А Чак опять грустит. Что делать?
– Ты где сейчас?
– В институте.
Федор посмотрел на часы, проверил наличие в кармане конверта с тюльпанами.
– Давай так. Поезжай сейчас в больницу, и я тоже выдвинусь. Там пересечемся и попробуем прорваться. В случае чего сходишь к бабушке сама, а я с Чаком погуляю. Идет?
Женечка промычала что-то нечленораздельное, из чего Федор сделал вывод, что она дала волю слезам.
– Да не реви ты, что-нибудь придумаем!
Тут он понял, что последнюю фразу произнес уж очень громко, и все сотрудники «Кайроса», оторвавшись от дел, обратили к нему свои взоры.
– Я отлучусь ненадолго? – Федор с вопросительным выражением лица посмотрел на Кристину.
– Что стряслось? – спросила она.
– Соседка в больнице, помочь нужно.
– Это все та же? Мы тебя отвезем. – Ася вопросительно посмотрела на Рыбака: – Да, Ваня?
– Ну, разумеется, – проворчал тот.
Пробок на дорогах не было, и до больницы они добрались в рекордно короткие сроки. Женечка еще не приехала, и Ася предложила воспользоваться хорошей погодой и пройтись по больничному парку. Рыбак покидать машину категорически отказался, и, к радости Федора, на прогулку они отправились вдвоем.
Очевидно, руководство больницы придавало большое значение состоянию окружающей территории. Аккуратные клумбы разноцветных дубков наполняли воздух сладким запахом вчерашнего Алисиного лукового пирога.
На одной из чистых, словно пять минут тому назад покрашенных скамеек сидела женщина. Бескровное лицо, черная траурная повязка на седых волосах, черный плащ, руки вцепились в лежащую на коленях черную сумку – она казалась олицетворением горя.
Федор, руководствуясь какими-то внутренними инстинктами, всегда стремился избегать вот таких, погруженных в глубокий траур людей. Казалось бы, ну какой вред может принести человек, который смотрит на мир сквозь призму собственной скорби. Затянуть в нее, засосать, словно черная дыра?
Мысль о черной дыре тут же потянула к себе воспоминания об Алисе, отчего по спине побежали мурашки. Да так споро побежали, что Федор побоялся, как бы Ася не заметила. Но она до такой степени увлеклась созерцанием дубков, называя их почему-то хризантемами, что, казалось, ничего вокруг не видела.
Однако, когда они почти поравнялись с сидящей на скамейке женщиной, пальцы ее разжались, и сумка выскользнула на землю. Ася тут же устремилась на помощь.
Подняв сумку, она протянула ее женщине:
– Возьмите.
Та не пошевелилась.
– Вам плохо? – спросила Ася.
Женщина смотрела сквозь нее невидящим взглядом.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – не сдавалась Ася.
После долгой паузы, растянувшейся, по мнению Федора, на целый час, но на самом деле на пару минут, женщина устало произнесла:
– Чем? У меня мама в реанимации. Сердце. Врачи сказали – ничего не могут сделать. Возраст.
«Сердце… Реанимация… Возраст…» – пулеметной очередью пронеслось в голове у Федора.
Может, это Женечкина мама? Пришла навестить бабушку и теперь вот… Хотя положа руку на сердце женщина абсолютно не походила на стоматолога, имеющего собственную клинику в центре города. Тем не менее в чертах ее было что-то знакомое. Определенно Федор видел ее впервые, но кого-то она ему напоминала.
– Как я вас понимаю, – по-прежнему держа в руках сумку женщины, Ася села рядом с ней, – я тоже через это прошла. Но пока мама жива – она же жива? – нужно надеяться на лучшее. Врачи здесь замечательные.