Доктор, который научился лечить все. Беседы о сверхновой медицине - читать онлайн книгу. Автор: Александр Никонов cтр.№ 36

Ну, вот пример… Я такие примеры не люблю, но вы любите, и я вас потешу. Известный теннисист Михаил Ю. Сложный разрыв связок голеностопного сустава. Представляете, что это такое? А ему выступать! Сколько нужно на восстановление после такой травмы? Многие месяцы. Я его сделал за три недели. Через месяц он уже скакал на корте — разгонялся, тормозил, делал массу резких движений. На снимках теперь даже следа разрыва не видно! Но для этого понадобился Блюм с его программой восстановления и 3–4 часа ежедневной работы. Вы же понимаете, что это — абсолютный эксклюзив и дорогая работа на заказ? И досюда, повторю, никто и никогда не допрыгнет. Но отделить мастерство и отцедить из метода общие алгоритмы, которые помогут 90 % людей в схожих ситуациях, пусть и не в такие рекордные сроки, можно.

Смотрите, медсестра — специалист со средним образованием — может вколоть нужное вещество в вену, не имея никакого представления о биохимии. И моя задача — сделать так, чтобы обученный за пять дней оператор мог работать на модернизированных тренажерах, быстро вводя в курс дела клиента. Тогда клиника сольется со спортзалом. Методика будет овеществлена в железе и программном обеспечении. И нужны будут опять-таки новые слова, чтобы назвать и эту клинику-спортзал (потому что это и не клиника, и не спортзал), и эти тренажеры, которые не совсем тренажеры, а лечебно-восстановительное оборудование. Понятно?

Я согласно кивнул. И душою ничуть не покривил.

Так, во всяком случае, товарищ Сталин сказал. Но это когда не спрашивают, тогда не отвечает. А если спросить? Что, нету ответов? А если найду?..

В своём стремлении если и не обозреть целиком, то хотя бы понять масштабы того, что сделал и понял Блюм, я пытался найти собеседников, которые бы и стояли от Блюма недалеко, то есть имели представление, о чём вообще речь, и одновременно при этом разбирались в медицине. И оказалось (вполне ожидаемо), что это самые его близкие люди (дети, жена), имеющие медицинское образование. Кружась вокруг, они воочию и с самой близи наблюдают этот утёс, уходящий в небеса, и при этом могут оценить увиденное профессионально, поскольку имеют представление, что в медицине возможно, а что невозможно. И видят: Блюм делает невозможное! То есть то, чего не смогла сделать вся современная промышленная медицина со всеми своими магнито-резонансными штуковинами, красивыми блестящими пилами для отпиливания ног и тонкой химической промышленностью.

Поэтому сейчас я сижу с Леонидом — не царём спартанским, а киприотским сыном блюмовым, — тем самым, который живёт на указанном средиземноморском острове, откуда дёргает паутину раскинутой им сети. Вспомнили? Ездит по миру и консультирует специалистов по детскому ДЦП. Тоже, как и дочь, откусил кусочек от блюмовой скалы, и ему хватило на жизнь и окормление целых коллективов. Именно Леонид от лица семьи и медицины придумывает для всего этого направления понятийный аппарат и теорию. Его основная идея или научная догадка состоит в том, что, в попытке объяснить, почему система Блюма столь эффективно работает, Леонид предложил перевести внимание от мышечной системы на сухожильную. Непонятно? Сейчас поясним. Но для начала — небольшая предыстрия о том, как Леонид вообще столкнулся с системой Блюма.

У Блюма-старшего необычная биография, о которой он не любит распространяться. А я люблю и распространяюсь… Так сложилась жизнь, что Блюм познакомился со своим сыном Леонидом, когда тому было уже 20 лет. Это был сын из первого поколения детей, от первой по счету жены. И, в общем-то, до встречи с отцом ни о какой медицине Леня даже не помышлял. Он изучал кибернетику в Новосибирском университете, а интереса к лечению людей никакого не имел. Технарь, короче, весь в папу.

— Но когда я увидел его в работе, всё изменилось!..

Так всё совпало и сложилось в их жизни и в жизни страны, что примерно в те годы рушилась империя, и на обломках, ускоряя развал, выстреливали зеленые побеги нового — в литературе, в политике, в медицине. Тогда вышла из подполья мануальная медицина, возникла возможность реализовать ту клиническую практику, которая в СССР жила в подполье. Уж не знаю, почему партия и правительство полагали, будто костоправство не совместимо с марксизмом-ленинизмом. Жаль, что Карл Маркс не был костоправом!.. Но факт остаётся фактом — только крушение коммунистической империи позволило вылезти из подполья народной медицине. Тогда же вылез из своего затворничества самый великий доктор нашего времени. Словно сама История разломала стоявшие на его пути преграды, освободив дорогу рождению новой медицины. Оглядевшись и увидев, что красных барьеров с надписью «Слава КПСС!» уже нет, а вокруг простирается до самого горизонта вольная воля, Блюм-старший вздохнул и, не оглядываясь, шагнул в бесконечность. И под его ботинками хрустнули обломки старого мира.

Когда талант ничто не ограничивает, он может достигнуть любых высот. Он может опередить своё время на десятки или сотни лет.

Юный математик XIX века Эварист Галуа, убитый на дуэли в 20-летнем возрасте, начал изучать математику в 16 лет. И за четыре года наворотил в ней столько, что многие математики-современники просто не понимали его языка, а заложенные мальчиком математические принципы сегодня используются в кристаллографии и физике элементарных частиц.

Молодой Наполеон за считаные годы создал величайшую империю и заложил основы современной Европы, границы и установления которой местами до сих пор отражают наполеоновскую эпоху.

Блюм тоже взлетел столь высоко, что современные врачи просто не могут понять, что он делает. Он, без преувеличения, создал другую медицину. Надмедицину. Сверхмедицину. Или вообще уже не медицину. Он лечит практически всё практически без всего — без таблеток, без позитронной томографии. Просто руками. Ну, и рычагами, усиливающими действие рук. Прокачивает человека. Переформатирует его. И в новом формате тела болезни уже нет места.

Это удивительно.

И не только мне. Будущий несостоявшийся кибернетик и по совместительству сын Блюма Леонид, посмотрев, как работает отец, настолько удивился, что со свойственным его возрасту пылким энтузиазмом решил разобраться с тем феноменом, который увидел своими глазами и услышал собственными ушами (в объяснениях отца). Железный занавес к тому времени уже пал, границы открылись, стало можно ездить, смотреть, посещать любые страны и библиотеки.

— И мне тогда, — рассказывал Блюм-младший, — ужасно хотелось узнать, мой отец столь крут локально или глобально — в масштабах планеты. Я просидел недели в библиотеке, изучил темы биомеханики, структурных деформаций, дегенеративно-дистрофических процессов и изменений, которые возникают с возрастом и считаются необратимыми, но которые отец мог поворачивать вспять… И понял: он крут глобально! Это меня, помню, тогда сильно поразило. Ничего похожего в мире не было, нет и более того — то, что он делает, считается принципиально невозможным. Не существует в мире ни описания, ни теоретической базы для подобного. Отец ведь создал массовые прецеденты обратимости необратимых процессов старения, возникающих со временем в организме.