Говорит и показывает Россия - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Островский cтр.№ 66

Несколькими месяцами ранее Чубайс поддержал дерзкий проект другого олигарха – Владимира Потанина. Цель проекта сводилась к тому, чтобы передать контроль над природными ресурсами России избранной группе банкиров в обмен на их политическую поддержку. Это вылилось в схему приватизации, получившую название залоговых аукционов, и стало худшим образцом инсайдерской сделки и несправедливого передела собственности, во многом подорвавшего последующее развитие российского капитализма и превращение России в цивилизованную страну.

Суть схемы заключалась в том, что финансисты предоставляют кредиты нуждающемуся в деньгах государству, а оно взамен позволяет им управлять государственными акциями предприятий. Срок возврата кредитов наступал осенью 1996 года – как раз после выборов. Государство теоретически могло бы просто вернуть деньги олигархам, забрать обратно заложенные акции и продать их на открытом аукционе. В действительности же у государства не было ни денег для выкупа своих акций, ни намерения их выкупать. Смысл всей операции заключался в передаче ресурсных и промышленных предприятий избранной группе лояльных олигархов. Иностранцы в эту схему не попадали. Банки, принадлежавшие олигархам и управлявшие пакетами акций, должны были продать акции самим себе.

Заранее предрешены были не только результаты аукционов; деньги, на которые магнаты приобрели самые доходные активы, были тоже взяты у самого государства. Министерство финансов предварительно переводило деньги на счета в банках, принадлежавших магнатам, а те затем пускали эти же самые деньги на покупку компаний, попутно задерживая на несколько месяцев выплату зарплаты рабочим своих предприятий и платежи поставщикам. Эта сделка стала политическим пактом между олигархами и ельцинским правительством, поскольку вторая ее часть – собственно, обмен займов на акции – целиком зависела от победы Ельцина. “На тот момент, считаю, что победа над Зюгановым была действительно настоящей исторической развилкой, создающей необратимость. Так не часто бывает, но тогда она и создалась. Считаю, что на это можно было бросить вообще все, что хочешь. Залоговые аукционы – детский лепет. Сейчас бы оказался в той ситуации, зная все, что потом я получил по залоговому аукциону, сделал бы один в один с начала до конца”, – настаивал Чубайс спустя годы ^[281]. Однако, беря в расчет историческую перспективу, многие, включая Малашенко, убежденности Чубайса не разделяли и считали залоговые аукционы не просто вредными, но и ненужными. В сущности, правительство вообще могло не делать олигархам никаких одолжений. У них и так имелись достаточные основания для того, чтобы сплотиться и оказать поддержку Ельцину: страх лишиться денег, влияния и, возможно, свободы в случае, если Ельцин проиграет.

Вклад олигархов в кампанию Ельцина был в гораздо большей степени организационный и идеологический, нежели финансовый. Они создали предвыборный штаб во главе с Чубайсом. Туда входили дочь Ельцина Татьяна Дьяченко и ее будущий муж Валентин Юмашев. Игоря Малашенко откомандировали из НТВ в Кремль, чтобы возглавить “аналитическую группу”, отвечавшую, помимо прочего. за освещение выборов в СМИ. Собравшаяся команда объявила Ельцину, что, несмотря на ничтожный рейтинг (5 %), он все-таки сумеет победить на выборах, если доверит им проведение кампании. Ельцин отнесся к этому предложению с недоверием. Столкнувшись с перспективой выпустить власть из рук и уступить ее тем, кого три года назад он буквально танками выгонял из Белого дома, Ельцин чувствовал, что риск чересчур высок, и боялся экспериментировать с “предвыборными играми”, затеянными крупными бизнесменами и их консультантами.

Коржаков, со своей стороны, настаивал: “Сейчас упустим время за всеми этими предвыборными играми, а потом что?”. Как и любой российский политик в сложный момент, Ельцин, естественно, склонялся к простому решению, предложенному силовиками. “Сравнивая две стратегии, предложенные мне разными по менталитету и по подходу к ситуации командами, я почувствовал: ждать результата выборов в июне нельзя… Действовать надо сейчас!” – восстанавливал он логику принятия решений в своих мемуарах, написанных с помощью Юмашева ^[282].

Ельцин попросил своих помощников подготовить указ о запрете коммунистической партии, роспуске Думы и отсрочке президентских выборов на два года. Узнав об этом, команда Чубайса пришла в ужас. Помощники Ельцина сообщили о секретных планах Киселеву, и тот торпедировал их, разгласив утечку в очередном выпуске “Итогов”. Дьяченко убедила Ельцина выслушать Чубайса, и тот принялся горячо убеждать президента, что на дворе теперь не 1993-й год и что роспуск парламента будет однозначно воспринят как государственный переворот. Ельцин возражал, повышал голос, но под конец принял аргументы Чубайса “и все-таки отменил уже почти принятое решение”, как сам он вспоминал потом в мемуарах ^[283].

Через день или два Дьяченко привела к отцу Игоря Малашенко. Тот был уверен, что Ельцин сможет честно победить на выборах, только если грамотно поведет кампанию. Эта уверенность основывалась на понимании настроения страны: как бы ни был низок рейтинг Ельцина, большинство россиян категорически не хотели возвращаться в коммунистическое прошлое, которое олицетворял Зюганов.

“Я сказал ему, что существует огромный зазор между его низким рейтингом и антикоммунистическими настроениями, и при умелом ведении кампании этот зазор можно превратить в голоса избирателей”, – рассказывал Малашенко. Ельцин как будто повеселел. “Похоже, я сказал ему нечто такое, о чем он и сам задумывался, просто хотел услышать это от кого-то другого. Он явно устал, но тут глаза у него оживились. Он очень быстро реагировал на все, что я ему говорил. Это было похоже на игру в пинг-понг” ^[284]. Почуяв, что запахло настоящей политической схваткой, Ельцин собрался и мобилизовался. Гайдар, который пришел повидаться с Ельциным примерно в то же время, просто не узнал президента: “Он четок, собран, энергичен, на лету ловит мысль собеседника. Такое ощущение, что не было этих пяти лет, как будто мы снова в октябре 1991 года, на нашей первой встрече” ^[285].

Малашенко, как, впрочем, и все остальные в стране, никогда в жизни не проводил предвыборных кампаний. Его представления о том, как устроены демократические выборы, сводились к знаниям, полученным в Институте США и Канады. А потому он начал выстраивать план кампании с той энергией и напористостью, какая вполне подошла бы для американского кандидата в президенты. Все это время он формально продолжал руководить НТВ. Он считал, что его уход из НТВ или даже оформление командировки было бы лицемерием: в России 1990-х все равно никто бы не поверил в такое самоотстранение.

Малашенко сказал Ельцину, что необходимо каждый день создавать повод для новостей, которые можно показывать по телевидению. Первая поездка Ельцина – в Краснодар, где коммунисты пользовались большой популярностью, – провалилась. Президент и его свита прошли по пустынной улице и издалека помахали толпе горожан, которых служба безопасности держала за ограждением. Когда Ельцин вернулся в Москву, Малашенко и Чубайс положили перед ним две фотографии. Одна была сделана в августе 1991-го. Там Ельцин стоял посреди ликующей толпы: настоящий народный президент. Второй снимок был сделан во время его визита в Краснодар: там он смотрелся вылитым партийным начальником советской эпохи. “Ельцин все понял. Протокольные визиты в советском духе сразу же прекратились, и он принялся за работу”, – вспоминал Малашенко ^[286].