Миновав колоннаду между Палатой собраний и лестницами, ведущими к жилищам слуг, Аракаси перешел на бег. Он уже почти не сомневался, что найдет не продавца с мидкемийскими стражниками, а лишь их трупы.
Аракаси поднялся на чердак над кладовыми и, забравшись в маленькую каморку, открыл один из сундуков. Кожаные петли скрипнули, когда он откинул крышку на тонкую оштукатуренную стенку. Пошарив внутри сундука. Мастер вытащил оттуда рясу цвета спелого квайета, какие носили странствующие жрецы Алихамы, не слишком широко почитаемой богини путешественников. Ткань рясы была покрыта застарелыми жирными пятнами и дорожной пылью. Мастер быстро накинул это одеяние себе на голые плечи, после чего закрепил его крючками и петлями из шнурков. Затем надел потрескавшиеся сандалии, пурпурный полосатый кушак и громоздкий головной убор с капюшоном и бахромой. И наконец, выбрал глиняное кадило, увешанное глиняными же бубенчиками и деревянными трещотками.
Теперь Аракаси выглядел в точности как жрец Алихамы; однако, будучи начальником разведки, он добавил семь метательных ножей из драгоценного металла, каждый из которых был искусно уравновешен и наточен. Пять из них он спрятал от посторонних взглядов под широким поясом, а два остальных — между подошвами сандалий из нидровой кожи, под рядами ложных швов.
Покончив с этим делом, он вышел из своей маленькой мансарды и зашагал торопливой, хотя и несколько неуверенной походкой, все время озираясь по сторонам, особенно при спуске с лестниц: каждый мог увидеть, что один глаз престарелого жреца закрыт бельмом.
Преображение было столь полным, что Хокану, поджидавший Мастера у ворот усадьбы, едва его не упустил. Но яркий кушак привлек внимание наследника Шиндзаваи: совсем недавно он сам был на кухне и в тот момент никакого жреца там не угощали, иначе он бы это заметил.
— Стой! — окликнул он переодетого «жреца».
Мастер тайного знания, не обернувшись, продолжал торопливой шаркающей походкой спускаться к пристани в надежде успеть на следующую барку в Кентосани.
В высоких сапогах и облегающих штанах-шоссах, какие обычно надевали мидкемийцы для верховой езды, бежать было неудобно, и Хокану не сразу догнал Аракаси. Когда же он приблизился на расстояние вытянутой руки и схватил того за плечо, его поразило, с какой невероятной скоростью развернулся к нему Мастер.
Рука Аракаси, метнувшаяся было к поясу, опустилась. Он обратил к хозяину глаза, один из которых был неузнаваемо изменен искусственным бельмом, и бархатисто-мягким тоном заметил:
— Ты меня испугал.
— Вижу. — С непривычным для него смущением Хокану жестом указал на рясу жреца. — Барка на реке и пеший путник на дороге передвигаются слишком медленно. Я отправляюсь с тобой, и мы оба поедем верхом.
Мастер застыл от неожиданности:
— Твое место — рядом с госпожой.
— Это я и сам знаю. — Хокану был на пределе терпения; сам того не замечая, он без конца поворачивал рукой кнутовище, заткнутое за пояс. — Но чем я могу здесь помочь? Сидеть и смотреть, как ее по-кидает жизнь? Нет. Я еду. — Он не напомнил вслух о том, что было на уме у обоих: что Аракаси — слуга Акомы и обязан подчиняться только Маре.
— Я снизойду до просьбы, — с болью в голосе сказал Хокану. — Прошу тебя, позволь мне пойти с тобой. Ради нашей госпожи, позволь мне быть полезным.
Аракаси смерил его пытливым взглядом, в котором не было и намека на сострадание, а затем отвел глаза.
— Я вижу, каково тебе будет натолкнуться на отказ, — сказал он спокойно.
— Но лошади не годятся для этой вылазки. Если хочешь, можешь сопровождать меня под видом моего послушника.
На этот раз твердость проявил Хокану:
— За пределами этого поместья много ли найдется людей, которые прежде видели лошадь — существо из-за Бездны? Думаешь, хоть кто-нибудь взглянет на всадников? К тому времени как они перестанут пялиться на животных, мы уже скроемся в облаке пыли!
— Прекрасно, — согласился Аракаси, хотя его и беспокоила несовместимость между его личиной и способом передвижения, который предпочел Хокану.
Конечно, достаточно одного умного встречного на дороге, который запомнит лицо странного одноглазого священника, вопреки всем обычаям странствующего на иноземном животном, чтобы все труды Мастера пошли прахом. Но тут он вспомнил, чем грозит Маре любое промедление, и понял: она ему дороже собственной жизни. Если ее не станет, прахом пойдет все — и надежды на будущее, и замыслы создания обновленной Империи, сильной и справедливой.
Повинуясь мгновенному побуждению, он сказал:
— Будь по-твоему, господин. Но ты привяжешь меня к седлу, и я поеду впереди, как будто пленник.
Хокану, который уже рванулся было к конюшням, удивленно оглянулся через плечо:
— Что?.. Так тебя унизить! Никогда не соглашусь!
— Согласишься, раз надо.
Аракаси, все с тем же фальшивым бельмом на глазу, побежал за хозяином.
— Придется согласиться, — настаивал он. — Впоследствии мне еще понадобится эта одежда, — стало быть, необходимо как-то оправдать наше совместное путешествие. Допустим, я — священнослужитель, оказавшийся настолько бесчестным, что отважился на воровство. Меня схватили твои слуги и теперь конвоируют меня обратно, в Кентосани, для передачи в руки храмового правосудия.
— Звучит убедительно. — Хокану нетерпеливым жестом остановил слугу, который собрался открывать ворота, и для скорости просто перемахнул через ограду. — Но достаточно твоего слова. Я не желаю видеть тебя связанным.
— Придется увидеть. — Повторный отказ Аракаси звучал столь же непререкаемо, но сопровождался слабой улыбкой. — Если, конечно, ты не хочешь останавливаться по шесть раз на протяжении каждой лиги, чтобы вытащить меня из дорожной пыли. Господин, за свою долгую службу я успел примерить на себя все обличья, какие только бывают в Империи, и многие из них были позаимствованы у чужеземцев. Но можешь мне поверить: ездить верхом я не пробовал никогда. От одной мысли об этом у меня поджилки трясутся.
Они добрались до двора, где по приказу Хокану стоял наемный конюх из Мидкемии, держа в поводу двух оседланных лошадей, серую и чалую. Хотя обе они были куда менее норовистыми, чем вороной, некогда принадлежавший Айяки, Хокану видел, что Аракаси поглядывает на них с явной опаской.
— Ты только притворяешься, что трусишь, — упрекнул Хокану Мастера; однако его тон был полон такой теплоты, которая начисто лишала слова обидного смысла. — У тебя в жилах вместо крови — ледяная вода, и если бы ты был половчее в обращении с мечом, то мог бы стать выдающимся полководцем.
— Раздобудь моток веревки, господин Хокану, — кратко попросил Аракаси. — Я собираюсь научить тебя завязывать узлы, как это делают моряки. И ради нашего общего дела буду надеяться, что ты завяжешь их крепко.
* * *