— В братстве Камои не принято действовать сгоряча. Дела, за которые они принимаются по собственной инициативе, вершатся неторопливо и хладнокровно. Между Камои и Мидкемией были отмечены какие-то торговые связи; тогда я не понимал, кому и зачем это понадобилось, но теперь готов предположить, что здесь имеется дальний прицел — стремление навредить Акоме. Хорошо известно, что властительница питает слабость к варварским идеям.
— Это так, — согласился Джиро.
Его раздражение улетучилось, уступив место глубокой задумчивости. Молча наблюдал властитель Анасати за резвящимися рыбками. Воистину, думал он, никто из цуранских вельмож не мог бы похвалиться, что у него состоит в услужении советник, способный сравниться с Чимакой в искусстве связывать воедино разрозненные крупицы знаний.
Воспользовавшись благоприятной переменой в настроении хозяина, Чимака сказал:
— Дом Анасати сумеет перенести ничтожный урон для престижа, причиненный подложной уликой. Поверить в столь грубо сработанную фальшивку могли разве что глупцы и малые дети; но те, кто поумней, примут во внимание, что Братство умеет хранить секреты и заказчиков не выдает. Те, кто имеет власть в стране, никогда не попадутся на столь вульгарный крючок и не поверят в то, что ты опорочил свое имя связью с бандой наемных убийц. Анасати — старинный род, и его репутация безупречна. Господин мой, в ответ на жалкую попытку очернить тебя выкажи лишь надменное пренебрежение. Эти ничтожества не заслуживают внимания великого властителя. Пусть любой правитель, который осмелится предположить обратное, выступит вперед и попробует поделиться своими соображениями вслух — вот тогда ты возвысишь голос, и твоя правота восторжествует. — Эту пламенную речь Чимака закончил цитатой из пьесы, которая особенно нравилась Джиро:
— Домам ничтожным и умам ничтожным сопутствуют ничтожные дела.
Властитель Анасати кивнул:
— Ты прав. Временами гнев ослепляет меня.
В ответ на комплимент Чимака поклонился:
— Господин, позволь мне удалиться. Я уже начал обдумывать, какие ловушки можно будет расставить для Мастера тайного знания из Акомы. Мы на время прикинемся простачками, которые по уши увязли в расследовании происшествия в Онтосете, и при этом не будем особенно таиться. Тем самым мы сумеем отвлечь бдительное око неприятеля от другого нашего занятия — секретных розысков в Джамаре, которые в конечном счете позволят накинуть петлю на горло властительницы Акомы.
Джиро улыбнулся:
— Превосходная мысль, Чимака.
Взмахом руки он отпустил советника; тот снова поклонился и поспешил прочь, что-то бормоча себе под нос. В его голове уже роились бесчисленные планы. Властитель остался около пруда. Он размышлял над советом Чимаки и чувствовал приятное удовлетворение. Когда Ассамблея магов запретила войну между его домом и домом Мары, он втайне возликовал.
Поскольку властительница лишилась возможности прибегнуть к силе оружия, она утратила преимущество, каким обладала благодаря численному перевесу ее войска. А это значило, что их ставки сравнялись.
— Разум… — прошептал властитель Анасати и взбаламутил воду в пруду, отчего заметались пугливые рыбешки. — Не меч, а коварство отнимет жизнь Благодетельной. Умирая, она поймет, что жестоко ошиблась, оказав предпочтение не мне, а моему братцу. Я лучше, чем он, и, когда после смерти я встречусь в чертогах Красного бога с Бантокапи, он будет знать, что я отомстил за него и заодно растер в прах его драгоценную Акому!
* * *
Аракаси опаздывал. Его затянувшееся отсутствие было дурным знаком, и среди старших советников Мары нарастала тревога. Напряжение достигло такой степени, что военачальник Люджан с некоторым страхом ожидал начала вечернего совещания. Он торопился в свое жилище, чтобы надеть украшенный плюмажем шлем, который снимал в неслужебное время. Его походка была целеустремленной и пружинистой — такой, какая вырабатывается только у искусного фехтовальщика. Погруженный в невеселые мысли, он лишь механическим кивком отвечал на приветствия часовых, мимо которых проходил.
В залах и коридорах усадебного дома Акомы вооруженных солдат теперь было не меньше, чем слуг. После убийства Айяки пришлось ради усиления охраны пойти на такие меры, что уединение стало для всех почти недосягаемой роскошью. Особенно это бросалось в глаза ночью, когда в помещениях для писарей и гостевых флигелях размещались для сна внушительные отряды воинов. Детская Джастина представляла собой военный лагерь; Люджан подумал, что мальчик едва ли может играть деревянными солдатиками у себя в комнате, где не стихает стук настоящих боевых сандалий.
Поскольку Джастин оставался единственным — кроме самой Мары, — в ком текла кровь Акомы, его безопасности придавалось особое значение. Лишенные возможности опереться на достоверные сведения, почерпнутые из регулярных докладов Аракаси, патрули, совершающие обход, зачастую бывали вынуждены действовать вслепую. В каждой промелькнувшей тени им мерещился враг, и не раз случалось им выхватить мечи, услышав звук шагов какого-нибудь раба, украдкой пробирающегося на свидание с возлюбленной. Люджан вздохнул и внезапно замер, насторожившись: ему послышалось нечто похожее на свист меча, выскользнувшего из ножен.
— Эй, там! — раздался крик часового. — Стой!
Люджан тотчас бросился бегом за угол коридора. На виду показался воин с обнаженным мечом, принявший боевую стойку и явно приготовившийся к нападению. Он стоял перед неосвещенной частью коридора, где, казалось бы, не было ничего необычного. Сзади донеслось легкое постукивание и характерное шарканье человека, торопливо передвигающегося с костылем: значит, и Кейок, военный советник Мары, счел нужным посмотреть, что тут происходит. Он слишком долго был боевым командиром, чтобы оставить без внимания оклик часового, и тоже устремился сюда, чтобы выяснить, кто проник в коридоры внутренних апартаментов дворца.
Только бы это не оказался еще один убийца, молился на бегу Люджан. Напрягая зрение, он вглядывался в темноту, отметив, что лампа, которая должна была освещать этот коридор в ночные часы, не горит. Недобрый знак, подумал он мрачно; совещание, внезапно сорванное из-за этого вторжения, теперь уже казалось меньшим злом. Да, конечно, без сведений, полученных от Аракаси, пришлось бы изрядно поломать голову в попытках объяснить торговые затруднения или непрерывную чехарду образующихся и распадающихся союзов при дворе Ичиндара. Однако нападение нового убийцы, сумевшего миновать сторожевые посты и оказаться в самом сердце Акомы, означало бы, что дело приняло слишком опасный поворот, вообще не оставляющий времени для размышлений. Хотя прошли уже месяцы, Джастина все еще мучили ночные кошмары: его преследовало видение черного жеребца, падающего на землю.
Около воина с мечом Люджан с разбегу остановился столь круто, что деревянные подошвы сандалий заскрежетали на каменном полу.
— Кто там? — требовательно спросил он.
С другой стороны от воина встал старый Кейок и грозным голосом повторил вопрос.