Слуга Империи - читать онлайн книгу. Автор: Дженни Вуртс, Раймонд Фейст cтр.№ 156

— После беспорядков торговцы совсем потеряли совесть, — сетовал он, наблюдая, как его секретарь перевязывает свиток лентами имперских цветов. — Так и норовят всучить залежалый товар. Сегодня трещит по швам наша одежда, а завтра та же участь постигнет Империю.

— Пока на страже порядка стоит Ассамблея магов, этого можно не опасаться,

— вставил Аракаси и поспешил прибрать к рукам готовый свиток.

После этого к Кевину вернулся ларец, куда вместе с письменными принадлежностями уместился и заветный пергамент. Мара поклонилась и в сопровождении свиты направилась к дверям. Не дожидаясь ухода посетителей, хранитель печати напустился на слугу:

— Почему в коробке пусто? Или прикажешь мне самому ходить за кельджиром? Кругом бездельники! Красильщики халтурят, купцы сбывают всякую заваль, и даже мои личные слуги отлынивают от дела! Нигде нет порядка, и во всей Империи это никого не заботит, кроме меня!

После посещения Имперской канцелярии Мара не стала задерживаться в Кентосани. Тем же вечером барка Акомы отбыла в обратный путь. Как обычно бывало во время путешествий по реке, Мара не выходила из палубного шатра. Она подолгу совещалась о чем-то с Аракаси или изучала доклады, полученные от приказчиков в Священном Городе. Все остальное время властительница задумчиво смотрела на воду, не обращая внимания на встречные суда.

Кевин коротал время, перешучиваясь с гребцами или обыгрывая в кости свободных от караула воинов. Будучи рабом, он не имел права забирать себе выигрыш, что вполне устраивало остальных, которые твердили, что ему помогает нечистая сила.

Барка прибыла в Сулан-Ку без приключений. Сундуки с вещами были отправлены на хранение до погрузки на попутный караван, а госпожа пересела в паланкин. Она пообедала в лучшей придорожной таверне и возвращалась домой уже в темноте; воинам приходилось освещать путь факелами.

После короткого пребывания в Кентосани все складывалось таким образом, что Кевин ни разу не смог остаться наедине с госпожой. Поначалу он не придал этому особого значения. Властительнице и прежде случалось уходить с головой в дела Акомы. Это было даже на руку непокорному мидкемийцу. Ему иногда хотелось побыть в одиночестве или отвести душу в мужской компании. Но сейчас им овладело любопытство: ведь до сих пор он так и не узнал, с каким прошением Мара обращалась к хранителю Имперской печати. Пергаментный свиток, закреплявший за ней какие-то права, хранился под замком в ларце с документами, который Мара взяла с собой в паланкин и поставила в ногах.

Айяки с радостным воплем бросился Кевину на шею, и тот не успел проследить, куда делся заветный ларец. Но, видимо, Мара первым делом приказала унести его в надежное место, а уж потом стала отчитывать нянюшек за то, что ребенок так поздно не спит. Когда Кевин спохватился, было уже поздно. Носильщики быстро ушли к себе в барак, а Джайкен, как назло, куда-то запропастился. Мара уселась пить чоку с Накойей, чтобы узнать у нее последние новости. Понимая, что от Аракаси не добьешься ничего путного, Кевин набрался терпения и стал поджидать госпожу в спальне. Она пришла только через час, падая с ног от усталости.

Как только Кевин ее обнял, ему стало ясно: произошло что-то неладное. Улыбка Мары была вымученной, губы оставались холодными. Не успел он и слова сказать, как госпожа хлопнула в ладоши и приказала принести ванну. Потом они воспарили к вершинам страсти, и Кевин забыл обо всем на свете. Когда они спустились с небес на землю, мидкемиец почувствовал, что женщина, которую он держит в объятиях, до сих пор пребывает в странном оцепенении. Мысленно вернувшись назад, он осознал, что их любовное соединение было вопреки обыкновению торопливым и однообразным; более того, Мара отвечала на его ласки с какой-то тайной обреченностью.

Он высвободил руку и бережно отвел с ее лица прядь волос.

— Что случилось?

Мара повернулась на бок, чтобы видеть профиль Кевина, и заученно ответила:

— Дорога была слишком утомительной.

Кевин снова привлек ее к себе:

— Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Она уткнулась ему в плечо и промолчала.

— Зачем ты от меня таишься? — мягко упрекнул он. — Признайся, за что ты дала взятку хранителю печати?

Ответ Мары прозвучал с неожиданной резкостью:

— Почему я должна тебе во всем признаваться?

— Как это почему? — Кевин даже привстал от растерянности. — Неужели я для тебя ничего не значу?

— Ты очень много для меня значишь, — вырвалось у Мары. — Ты для меня все.

— Тогда скажи, что за документ ты получила в Кентосани. Я знаю, это как-то связано с Мидкемией.

— От Аракаси ты не мог этого узнать, — заметила Мара с прежней резкостью в голосе.

— Конечно нет. Я подслушал.

Это беззастенчивое признание вызвало у нее вспышку гнева.

— Содержание документа будет известно только мне и моему мастеру тайного знания. Так я решила.

Окончательно убедившись, что у Мары есть какая-то тайна, которая может обернуться бедой для его соотечественников, Кевин проявил настойчивость:

— Ты же сказала, я для тебя кое-что значу. Ответа не было. При свете луны он заметил, как окаменело лицо Мары. Не догадываясь, что ее раздирают внутренние противоречия, Кевин потянулся к ней:

— Неужели после стольких лет близости мы перестали друг другу доверять? Мара, если ты чего-то боишься, зачем держать это в себе?

Она отпрянула. У Кевина перехватило дыхание от обиды и неожиданности.

— Чего мне бояться?

По ее ледяному тону никак нельзя было догадаться, что вопрос мидкемийца задел ее за живое. Она и вправду боялась — что Кевин забрал над ней слишком сильную власть, что из-за него она перестала разбираться в своих чувствах. Сухо, даже враждебно она произнесла то единственное, что могло воздвигнуть между ними стену:

— Ты раб. Рабу не пристало рассуждать, боюсь я или не боюсь.

Кевин взвился:

— Вот как? Просто раб, что-то вроде скотины? — Покачав головой, он сделал над собой усилие, стараясь говорить спокойно. — А я-то думал, что после похода в Дустари, после известной тебе ночи в Кентосани ты увидишь во мне нечто большее. — Кевина затрясло, но он собрал в кулак всю свою волю, чтобы, совсем по-цурански, скрыть обуревавшие его чувства. — Ради тебя, госпожа, я убивал людей. В отличие от вас мои земляки не совершают убийства почем зря.

У Мары защемило сердце. Чтобы не разрыдаться, она напустила на себя еще большую суровость, словно рядом с ней был не возлюбленный, а заклятый враг:

— Не заносись. Ты забываешь, что рабу, взявшему в руки оружие, полагается смертная казнь. А ты — раб, точно такой же, как все остальные. Чтобы получше это усвоить, ты сейчас же уйдешь из моей спальни и проведешь остаток ночи в невольничьей хижине, вместе со своими хвалеными земляками.