Великие княгини и князья семьи Романовых - читать онлайн книгу. Автор: Елена Первушина cтр.№ 18

Дело произошло оттого, что в то время, когда Петр занимался в Ораниенбауме приведением в строй своих голштинцев в надежде обороняться от Екатерины, в Кронштадт прибыл адмирал Талызин, успел расположить матросов и гарнизонных солдат к стороне Екатерины, употребил при этом кстати водку и денежные подачки и сделал все нужные распоряжения, чтоб не допустить Петра высадиться на берег. Ливерс был арестован.

Яхта отчалила. Миних стоял на палубе и глядел на звездное небо. Капитан судна вошел к государю в каюту и спрашивал, куда прикажет держать путь. Государь приказал позвать Миниха.

– Фельдмаршал! я виноват пред вами, – сказал государь, – я не послушал вашего совета – спешить. Но что теперь делать? Вы столько раз бывали в опасностях и избавлялись от них, дайте совет, как нам поступить в теперешней крайности!

– Плыть поскорее в Ревель. Там стоит наша эскадра, – сказал Миних. – Ваше величество сядете на один из кораблей и поплывете в Померанию; там ваше войско; с ним воротитесь в Россию, и я ручаюсь, что в шесть недель покорится вам Петербург и все остальное государство ваше.

– Далеко! далеко! гребцы устанут, не дойдут до Ревеля! – кричали царедворцы и дамы.

– Мы сами с ними станем работать веслами, – сказал Миних.

– Опасность еще не так велика, ваше величество: Екатерина только того и желает, чтоб с нею войти в соглашение. Лучше сговориться, чем сражаться! – говорили царедворцы. Слабодушный Петр поддался этому совету и приказал направляться к Ораниенбауму.

В четыре часа утра все вышли на берег. Государю донесли, что уже императрица недалеко с войском. Петр заперся с Воронцовою и написал к Екатерине письмо: он отрекался от престола, умолял только отпустить его за границу с Воронцовой и Гудовичем.

Голштинские войска, вернувшиеся из Петергофа в Ораниенбаум, повторили клятву верности, изъявили готовность положить жизнь за государя. Петр велел им положить оружие и разойтись. Миних еще пытался возбудить падавшего духом государя и убеждал отважиться на битву. Все было напрасно. Петр написал вторично к Екатерине и не только отрекался от престола, но клялся никогда не искать его возвращения и ни от кого не принимать помощи».

Петра отвезли в Ропшу – небольшое имение немного в стороне от Петергофской дороги. Через несколько дней он был убит по случайности, в пьяной драке. По крайней мере так сообщал Екатерине Алексей Орлов. Путь к трону был свободен.

Екатерину ожидало долгое и славное царствование. По-видимому, она обладала инстинктами политика и была прирожденной государыней, к тому же руководствующейся идеями Просвещения, но ее правление отнюдь не безоблачно и беспроблемное. С самых первых дней Екатерина столкнулась с необходимостью легитимизировать свою власть. Для непредвзятого взгляда ее переворот был узурпацией и чуть ли не интервенцией: немецкая принцесса убила внука Петра I и заняла его трон. Екатерине было необходимо придумать «хорошее объяснение» своего поступка.

Она это сделала в манифесте от 28 июня 1762 г. Он гласил: «Божиею милостию Мы, Екатерина вторая, Императрица и Самодержица всероссийская и прочее и прочее и прочее.

Всем прямым сынам Отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому Государству начиналась самым делом, а именно: закон Наш Православный Греческий перво всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так, что Церковь Наша Греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменой древнего в России Православия и принятием иноверного закона. Второе, слава Российская, возведенная на высокую степень своим победоносным орудием, через многое свое кровопролитие, заключением нового мира самим ее злодеям отдана уже действительно в совершенное порабощение; а между тем внутренние порядки, составляющие целость всего Нашего Отечества, со всем испровержены.

Того ради, убеждены будучи всех Наших верноподданных таковой опасностью, принуждены были, приняв Бога и Его правосудие Себе в помощь, а особливо видев к тому желание всех Наших верноподданных явное и нелицемерное, вступили на Престол Наш Всероссийский Самодержавно, в чем и все Наши верноподданные присягу Нам торжественную учинили».

В этом документе Петру III предъявлены два обвинения. Во-первых, он заключил мир с Фридрихом, вопреки интересам России и ее союзницы Австрии, это стало неожиданным решением, и в Пруссии его называли не иначе, как «чудо Бранденбургского дома». Вполне вероятно, что оно вызвало удивление и возмущение в войсках, о котором пишет Екатерина. Но заметим, что русским царям и императорам случалось не только заключать невыгодные мирные договоры, но и терпеть поражение на поле боя (Петр под Нарвой и в Персии), и никто не ставил вопрос об «отставке монарха». Да и сама Екатерина, взойдя на престол, не спешила разорвать союз с Пруссией.

Но невыгодный мир мог взволновать только офицеров и сановников, что, конечно, важно, но недостаточно для «объяснения» перемен на троне. Тогда возникает версия о перемене религии, которая должна была шокировать и возмутить каждого крестьянина, которому манифест читали в церкви, каждого мещанина, не говоря уже о духовенстве и дворянах. Здесь, вероятно, имелась в виду реформа, начатая Петром III (и продолженная Екатериной), предусматривавшая секуляризацию церковных земель и дальнейшее «огосударствление» церкви. Реформа эта, вполне в духе Петра I, под пером автора манифеста внезапно превратилась в полную отмену православия и введение протестантизма как государственной религии. То, что эта версия ни на чем не была основана, решительно не волновало Екатерину: едва ли кто-то потребовал бы у нее доказательств.

Для Двора и европейских государей подготовили еще одно объяснение: Петр, по примеру своего деда, хотел развестись с женой и упрятать ее в монастырь. Выдающийся русский историк XIX в. Сергей Михайлович Соловьев рассказывает в XXV томе своего многотомного труда «История России с древних времен»: «Фридрих II, разговаривая впоследствии с графом Сегюром, который ехал посланником от французского двора в Петербург, сделал такой отзыв о событиях 28–29 июня: „По справедливости, императрице Екатерине нельзя приписать ни чести, ни преступления этой революции: она была молода, слаба, одинока, она была иностранка, накануне развода, заточения. Орловы сделали все; княгиня Дашкова была только хвастливою мухою в повозке. Екатерина не могла еще ничем управлять; она бросилась в объятия тех, которые хотели ее спасти. Их заговор был безрассуден и плохо составлен; отсутствие мужества в Петре III, несмотря на советы храброго Миниха, погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать“.

Несмотря на видимую меткость последнего выражения, мы не можем признать справедливости этого приговора. Фридрих не объяснил, каких бы условий он требовал от заговора, хорошо составленного. Мы видим одно, что при всеобщем возбуждении людям энергическим было не трудно достигнуть своей цели. Движение произошло в гвардии, но оказалось немедленно, что Екатерина точно так же опиралась на Сенат и Синод. Средства Петра III были истощены, когда сломлено было сопротивление ничтожного числа офицеров, хотевших удержать полки. Мы не будем утверждать, что Петр III отличался смелостью; но если бы он принял совет Миниха, то есть ли основание утверждать, что в Ревеле и в заграничной армии он не испытал бы такого же приема, как и в Кронштадте?».