Мы проходим по тропе некоторое расстояние, и я останавливаюсь, чтобы показать Коннору почти не заметную на лесной почве змею – неядовитую, поэтому я позволяю ему подойти поближе. Змея, не выражая ни малейших признаков гнева, уползает прочь, а мы идем дальше.
– Это было круто, – говорит Коннор.
– Ага.
– Я хотел бы держать дома змею. Это было бы интересно.
– Конечно, – отвечаю я. – Ты же знаешь, что их нужно кормить тем же самым, что они едят на воле, верно? Жуками, мышами и всем прочим.
– Я мог бы ловить их у озера, – говорит Коннор. – Ничего особенного.
Я пытаюсь предположить, что подумала бы на этот счет Гвен, но не преуспеваю. Хотя есть шанс, что, если Коннору действительно интересно, она поддержит его энтузиазм, даже если это будет означать наличие в доме живых мышей.
А вот Ланни может воспротивиться. Мне не нравится мысль об эпических битвах или о неизбежной кампании по спасению мышей.
Но пока я размышляю об этом, Коннор говорит:
– Можно задать тебе настоящий вопрос? По-настоящему?
– А зачем задавать ненастоящие вопросы?
Он бросает на меня взгляд, свидетельствующий, что его хозяин не настроен веселиться. И очень серьезно спрашивает:
– Вы с мамой останетесь вместе или нет?
– Ничего себе!
– Так ты ответишь мне или нет?
– Приятель, я бы ответил тебе, если б сам знал этот ответ.
– Только не говори мне «это сложно». Ничего сложного тут нет. Или ты любишь ее, или нет. А если ты ее не любишь, то не должен заставлять ее думать, будто любишь.
Я размышляю об этом. Некоторое время мы идем в тишине. Коннор молча указывает на лягушку, которая сидит у тропы и смотрит на нас немигающим взглядом. Когда мы проходим, она прыгает в кучу листьев.
– Хорошо, – говорю я ему наконец, – это не сложно. Но это тяжело. Ты понимаешь почему, да?
– Из-за твоей сестры, – отвечает он. – Да.
– И потому, что Гвен не может забыть об этом и я не могу. Так что… будем ли мы вместе? Надеюсь, что будем. Но я не могу обещать тебе этого. – Особенно сейчас. Особенно с учетом того, что Миранда и все это уродливое, грязное прошлое вернулось обратно – словно поток из прорванной канализации, грозящий захлестнуть нас.
– Ну, тебе следовало бы пообещать, – говорит Коннор. – Потому что тогда ты останешься, несмотря ни на что. Ты не нарушаешь своих обещаний.
Чувствую, как мое сердце крепко сдавливает костлявый кулак.
– Я хотел бы пообещать это, – говорю я ему. – И это было действительно легко, потому что я люблю твою маму, люблю тебя и твою сестру.
– Но ты не станешь обещать, – заключает Коннор и пинает камешек.
– Пока еще нет, – подтверждаю я. – Спроси меня снова в конце недели.
Он бросает на меня странный взгляд:
– Почему? Что будет в конце этой недели?
– Просто так, – отвечаю я. – Черт меня побери, если я знаю. В этом-то все и дело.
Коннор слегка подталкивает меня локтем, я подталкиваю его в ответ. Он смеется ясным смехом, какой от него редко можно услышать.
– Ты иногда бываешь тупым, ты это знаешь?
– Только иногда? – Я принимаю неожиданное решение: – Иди за мной.
– Но… – Он указывает прямо вперед, в то время как я сворачиваю вбок. – Тропа идет туда.
– Ага, – подтверждаю я. – Пойдем, заблудимся ненадолго.
Мы идем через лес минут примерно пять, а потом Коннор замечает оленя и собирается что-то сказать, но я прикладываю палец к губам и плавно присаживаюсь на корточки за кустом. Коннор старательно повторяет за мной. Я остаюсь совершенно неподвижным, глядя, как олень подходит ближе. Ближе. Я гадаю, брал ли кто-нибудь когда-нибудь Коннора на охоту; когда я был подростком, именно это помогло мне и моему приемному отцу сдружиться. Но потом мне приходит в голову, что задавать такие вопросы не следует, учитывая неизбежную ассоциацию с той «охотой», которой занимался его отец. Учитывая то, как Мэлвин убивал своих жертв.
В жизни этого мальчика и так уже было достаточно смертей.
Мы сидим в кустах, пригнувшись, и наблюдаем за оленем, который жует траву, а потом наклоняется и тянется за новым пучком. Точнее говоря, это самка, красивая лань, и мы некоторое время просто любуемся ею. Когда она убредает прочь, мы встаем, и я понимаю, что перед нами новая тропа, едва заметная, ведущая в другом направлении. Эта тропа не отмечена на официальных картах – скорее всего, она не туристическая, а охотничья.
– Можно? – спрашивает Коннор, указывая на нее.
– Конечно, – отвечаю я. – А если мы заблудимся, что ты будешь делать?
Он достает из кармана компас, прикрепленный к цепочке с карабином на конце, и застегивает карабин на поясной петле своих штанов.
– Пойду на юго-восток, – отвечает он.
– Почему?
– Это проверка?
– Да. Итак?
– Потому что ближайшее жилье – это коттедж, а коттедж сейчас к юго-востоку от нас. Правильно?
У этого парня хорошее чувство направления и ориентации в пространстве. Отлично.
– А что у тебя в рюкзаке?
– Питательные батончики, фонарик, вода, аптечка и книга. Я знаю, ты не говорил мне брать книгу…
– Молодец. И нет ничего неправильного в том, чтобы взять с собой книгу. Можно найти хорошее место, чтобы сесть и почитать.
У меня с собой тоже облегченное туристическое снаряжение: компас, еда, вода, карта района. И тонкий томик Гаррисона Кейллора, но Коннору я этого пока не говорю. А еще девятимиллиметровый «Глок» и охотничий нож, карманный рыболовный набор и теплоизолирующие одеяла – на тот случай, если мы застрянем здесь на ночь. Пребывание в Афганистане научило меня одному: никуда не ходи, если не готов столкнуться с тем, что тебя там ждет.
И хотя, по идее, это дружественная территория, никогда нельзя загадывать наперед. В этом мы с Гвен похожи.
Мы идем по охотничьей тропе примерно полчаса, когда я улавливаю запах какой-то мертвечины. Это сильная, кисло-сладкая вонь, от которой к горлу подкатывает ком. Коннор тоже чует его и зажимает нос.
– Что это? – спрашивает он. – Скунс?
– Надеюсь, что да, – отвечаю я. Но это не так.
Ветер меняется, и запах исчезает. Я проверяю, в каком направлении склоняются листья, потом схожу с тропы, чтобы снова найти запах. Он обрушивается на меня, точно порция жира со сковороды: горячий, жирный, тошнотворный. Это не скунс, живой или мертвый. Это что-то побольше.
Мы делаем несколько шагов в сторону, и я останавливаюсь.
– Коннор, сверься с картой, – говорю. Он послушно достает карту из рюкзака. – Отметь то место, где мы сейчас находимся.