Человек эпохи Возрождения (сборник)  - читать онлайн книгу. Автор: Максим Осипов cтр.№ 4

Так уже было с ними, вернее – с ним, про Киру он не стал бы ничего утверждать положительно – в девяносто первом году, в Петербурге, тогда еще Ленинграде. Он – курсант Военно-медицинской академии и уже понимает, во что наступил, первый год – дисциплина, казарма, он и шел в ВМА, чтобы в армию не попасть, за душой у него – ничего, анатомия, но сегодня речь не о деле, сегодня каникулы, и он отправляется в Русский музей.

Девятнадцатилетний мальчик, никто, курсант, недавно закончилась летняя сессия, он болтается по музею в военной форме и без фуражки: руку к пустой голове не прикладывают, но вероятность встретить начальство невелика. Зал за залом он осматривает музей и наконец видит ее. Девушка стоит у картины “Торжественное заседание Государственного Совета”. Умная, свободная и веселая – такой она ему показалась тогда, и теперь такой кажется, так что немедленно – включить обаяние на максимум, повернуть ручку по часовой, до конца, что-нибудь такое выкинуть, обратить на себя внимание.

– Да тут не один Николаша, а целых два!

Николаев Вторых на картине действительно два: один за столом, другой на стене, за спиной у оригинала.

Присутствующие оборачиваются. И она.

Толстая тетка-смотрительница:

– Посетитель, вы что-то говорите не то.

– Хорошо, что осталось кому приглядеть. – Лето тысяча девятьсот девяносто первого, действие происходит при полной гласности.

Девушке нравится, она на его стороне.

Он называет ей свое имя – Эмиль, склоняет голову, светло-рыжую, стриженную более, чем хотелось бы. Даже, кажется, каблуками щелкнул, идиотизм.

Она – Кира. Поступила только что в МГУ, на химический факультет. В Ленинград приехала – погулять. Для назойливых кавалеров у нее заготовлена фраза про отсутствие свободных валентностей, и она произносит ее, безо всякого энтузиазма, потому что, он видит: валентности есть.

– Можно стать другим элементом, – отвечает ей.

Для этого требуется ядерная реакция. И реакция происходит: он куда-то звонит, ловит машину, берет ключи, все получается само собой, обстоятельства подчиняются, удается добыть даже кое-какой еды – это летом-то девяносто первого! Они целуются: в первый раз – перед тем, как залезть в машину еще, впопыхах, потом, вылезя из нее, – основательно. Пойдем же, пойдем! Как у поэта: дом на стороне петербургской, ты на курсах, только на курсах – он. А дальше, сказал бы другой поэт, все было, как в Филадельфии. Но в том-то и дело, что у Киры никакой Филадельфии раньше не было – с ней все случается в первый раз. И ночью ей уезжать в Москву.

Если отвлечься на короткое время от него, триумфатора, – вот уж, скажет потом в раздражении Алена – не мужчина, а выигрышный лотерейный билет, – то с Кирой произошло так: в ее жизни с тех пор не было минуты, чтобы она пожалела о той встрече или сочла бы ее случайностью. Случайностей нет. Только непредсказуемость.

Там, на Петроградской стороне, каждый из них переживал что-то свое: он – свободу, ну и – благодарность к ней за то, что она его, совсем мальчика, заметила и отметила, она – возможность физически ощутить любовь. Было бы замечательно эти ощущения возобновлять, но – как уж есть. Подробности Кириной жизни никому не известны: мало ли что могло произойти за двадцать-то лет. Но ему она кажется той же – веселой, с незанятыми валентностями.

А от ленинградской ядерной реакции родился новый элемент, о возможности которого молодые люди и не подумали.

Мила: спокойная, светловолосая. Ногти обкусывает, не от нервозности – от задумчивости. Было время ее разглядеть. Красивая, да. Если начать вспоминать кино, то… пожалуй что, никого определенного не приходит в голову. Да и не дело – сравнивать. Похожа на мать. Позвонила, представилась – дочерью Киры, химика. “Помните? Русский музей, Ленинград”. Сказала: “Насколько я понимаю, я также и ваша дочь”. Несентиментальная. А он – немножко. Все бросил, собрался, приехал. На подарок денег нашел, на билет.

* * *

Вот она, популярность. Не так-то просто отделаться от Алены, да и от прочих дам, которые подходят с ним познакомиться, посоветоваться, но говорят не о самочувствии, а о том, как хороши были в прежние времена. – Да вы и теперь ничего, весьма, то есть он имел в виду… – Вы очень галантны, доктор. – Их внимание, честно сказать, ему льстит, некоторых он видел по телевизору.

– Смотрите, какой вы наделали переполох в нашем курятнике! – шепчет Алена. – Есть в вас такая… пронзительность. Вы настоящий. Расскажите мне что-нибудь. О себе не хотите, так о коллегах рассказывайте. Мне интересно все: как они ходят, как говорят…

– Тети такие. Обоего пола, – рассеянно произносит он.

– Замечательно! По когтю узнают льва. Если б вы написали пьесу…

– Я не пишу пьес, – он все же вовлекся с ней в диалог.

Алена удивлена: как так?

– Копыто, по-видимому, не раздвоено. – Слышит Кира его или нет?

– Такую пьесу, – Алена точно уже не слышит, – что я пришла на прием, а вы меня смотрите, трогаете, вы, врачи, ведь чувствуете руками, да? – Алена кажется почти раздетой, хотя и расстегнула-то одну пуговицу. – И, потрогав, спрашиваете между прочим: а у вас была онкология? Я отвечаю: не было. Почему? Почему вы спросили? А вы говорите: да, в общем, так, ничего… И пальцами по столу барабаните. Погодите, вы должны объяснить! И вы голосом, каким разговаривали с Анастасией Георгиевной, произносите: полноте, уверяю вас… А я выхожу и гляжу… На листочки, на домики… Но уже по-другому, иначе, чем глядела на них перед тем, как побывала у вас.

Он на минуту поддался обаянию ее игры, не больше того, нет-нет. Только что это за вопрос – “онкология”? Так не спрашивают.

– Научите, как. – И тут же обращает его внимание на Кирилла, на жениха.

Тот поставил на стол автобус, не утерпел, говорит что-то Миле ласково.

– Кирилл никогда не берет такси. Не курит, не тратится ни на что лишнее, – шепчет Алена, как она умудрилась про все про это узнать? – Скажите, доктор, можно любить мужчину, который не тратится ни на что? Я б не смогла.

Период его увлечения театром заканчивается.

– Любовь, доктор, любовь внезапная – самостоятельна, прихотлива… В ней читается чужая воля… Влечение, неотвратимое и таинственное. Это загадка, почему мы хотим – его, ее. Но безошибочно определяем… организмом, кого хотим, вы согласны со мной? Я, видите ли, ортодоксальна, – Алена заканчивает тоном последней искренности, – но не замужем.

Кто-то должен ему помочь. Кира поглощена изучением пирожного, Сому тоже не до него. Петя, Петечка, осветитель. Плохо стоит на ногах и речью владеет неважно. Требуется консультация: каждый день раскалывается голова.

– Такое чувство, что мозгу в ней не хватает места.

И шум в голове? – И шум.

– Шум трения мыслей. – Эмиль говорит чуть громче, чем следует. Быстро он обучился актерскому мастерству.