А в люк уже колотили.
– Больной, откройте! Что за хулиганство?..
Но мне было все равно. На какое-то время от преследователей меня отделял люк с надежным металлическим засовом. Вздохнув, я попытался встать на ноги… и не смог. Они были словно ватные, разъезжались, как будто я ходить совершенно не умел. А Тогот, конечно, бросил меня при первой же возможности.
– А ты не ругай меня, а попытайся сам встать. Учись.
– Ты бы лучше помог мне выбраться, а потом совершенствовал свое педагогическое искусство.
– Нет, зачем же. Сейчас непосредственной опасности нет, а стимул есть. А вот когда ты окажешься дома, в безопасности, какой уж тут стимул? Нажрешься пива и будешь лежать, как бочка, рыгать и пукать.
– Что-то слишком неприглядная картина моего бытия у тебя получается, – посетовал я.
– Ну, что есть, то есть.
– Сволочь ты зеленожопая…
Я вновь попытался встать, и вновь неудачно, тогда, утвердившись на четвереньках, пополз в сторону двери. Не лучший способ передвижения, тем более в казаках и новом джинсовом костюме, который еще не растянулся, приняв форму тела. Тем не менее, минут через десять мучений и проклятий я добрался до двери. Вцепившись дрожащими пальцами в косяк, я наконец-то принял вертикальное положение.
– Ай, Артур-сан, ай, молодца…
– Послушай, ты, остряк-затейник, когда я доберусь, то обещаю, первая же терка, попавшая мне в руки, станет твоей… Нашинкую…
С трудом провернув заржавевшую ручку, я ввалился в лифтовую. Тьма там была, хоть глаз выколи. Я попытался вспомнить заклятие колдовского света, но голова была забита совсем другим, позвал Тогота, но он, гад, молчал – обиделся на терку. Как меня заставлять на четвереньках ползать – нормально, а когда я его немножко приструнил…
Ладно, не хочет помогать, и черт с ним. Я как можно шире открыл дверь и принялся вглядываться во тьму, но ничего полезного не разглядел.
– Ну, что? Сдаешься? Признаешь, что без меня ты всего лишь жалкий…
Я понял: где-то тут подвох. Инстинктивно провел рукой по стене возле двери и наткнулся пальцами на выключатель. Щелк! И «да будет свет!» – под потолком вспыхнули две тусклые лампочки. А вон и пентаграмма в дальнем углу.
– Что, мой милый: один – ноль в мою пользу?
Но Тогот снова замолчал. Я представил себе его недовольное лицо и прыснул со смеху, а потом, цепляясь за стену и с большим трудом переставляя ноги, направился к пентаграмме.
* * *
Появился я в пространственном кармане – огромной, совершенно пустой комнате, если не считать лечебной ванны-саркофага, посреди которой, крепко привязанный к стулу, сидел мой любимый очкарик – Дмитриев. С потолка на шнуре свисала одинокая электрическая лампочка. А вокруг Дмитриева, поигрывая молотом в руке, бродил Иваныч.
– И как ты себя чувствуешь? – неожиданно спросил он, наклонившись к пленнику.
– Я раскаиваюсь, – дрожащим голосом пролепетал тот.
– Не-а… Не раскаивается… – возразил из пустоты вездесущий Тогот. – Снова врет. Вместо этого он представляет себе, как хорошо было бы, если бы ему удалось осво бодиться и переломать этим молотом все кости тебе, а также твоей жене и дочурке.
– Ты и в самом деле так думаешь? – подступая к пленнику, поинтересовался Иваныч.
– Не-е-е-т! – трясь от страха, пробормотал очкарик.
– А еще он мечтает о том, как, избив тебя так, чтобы ты встать не мог, на тебя помочиться.
– Ну до чего извращенный ублюдок! – вздохнул Иваныч, говоря в пустоту, а потом со всего маху опустил молот на одно из колен очкарика. Я отлично слышал, как хрустнули кости коленной чашечки. Несчастный завопил так, что у меня в ушах зазвенело.
– Что тут происходит?
– А, Артур, – повернулся ко мне Иваныч, по-прежнему поигрывая молотом. – Заждались мы тебя. Пора весь этот цирк заканчивать.
– Я спрашиваю: что тут происходит? – кивнул я в сторону Дмитриева. – Вы чего, ополоумели?
– Не ополоумели, а поумнели, – объявил, материализуясь, Тогот. – Это такая новая воспитательная игра, называется «Прометей». Задаешь наводящие вопросы и при неправильной ментальной реакции ломаешь кости, потом кладешь человека в саркофаг. Через пару минут он как новенький. Ты снова задаешь ему те же вопросы… В общем, продолжаешь веселье до тех пор, пока подопытный не начинает думать – заметь, не говорить, а думать – правильно. Вот такая молот-терапия.
Я с отвращением посмотрел на своих приятелей.
– И вы считаете, что изгаляться над человеком подобным образом правильно?
– Нет, надо было пистолет ему к виску приставить и закончить все мучения, а лучше взять подписку о том, что он больше не будет, и отпустить на все четыре стороны. Ты что предпочитаешь?
Я только рукой махнул.
– Делайте что хотите.
– Ты морду-то не вороти, – подступил ко мне Тогот. – Вот из-за таких чистоплюев дедушка Ленин полстраны изничтожил. А не струсил бы в свое время Керенский… Да, Корнилов залил бы кровью Питер, и повисли бы большевики по фонарным столбам вдоль Невского, погибло бы человек сто, ну а так миллионы после в расход пошли. Классненько… А относительно этого кадра. В тюрьму его не посадишь… вывернется. Расстрелять… Умрет, но не прочувствует… А так, молототерапия. Как показала практика, если боги мозги Прометею на место вставили, то уж мы с каким-нибудь Дмитриевым справимся…
– Ты мне лучше скажи, на кой вы меня в больницу запаковали. Ну, положили бы в саркофаг…
– А что саркофаг? У тебя физических повреждений не было, а психические он не лечит. А в больнице, под надзором врачей, с манной кашкой…
– Да не кушал я там ни разу. Раз проснулся, потом два… и в бега.
– Ну, а может, оно и лучше, – подвел итоги Тогот. – Нынче вон сколько людей травится самыми полезными продуктами. А ванна занята. У нас тут постоянный клиент.
– Ладно, – отмахнулся я. – Решили в больницу, так в больницу. Хотя…
– Понимаешь ли, Артур, если бы ты был болен или что-то было не в порядке, – нудным тоном, каким обычно малышам объясняют очевидные истины, начал Тогот, – то я бы, без сомнения, применил магнию, а так… Тебе нужно было просто отлежаться в тишине, чтобы тебя никто не трогал. Там тихо, а тут, у нас, весело. Чего стоила одна отправка наших чинуш на «принудительное лечение»…
– А вся эта аппаратура и дежурства?
– Ну, береженого Бог бережет, ты же знаешь… Ладно, смотрю, мы уже пошли по второму кругу. Так что ты бы лучше шел, тебя там Судья дожидается.
Я огляделся, но с первой попытки так и не заметил скрытую тенями дверь.
– Тебе туда, – смилостивившись, указал Тогот.
Я, пошатываясь, встал на ноги, и тут мне в руки легла элегантная тросточка.