Синий конверт - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Шприц cтр.№ 40

Теперь уже настала очередь Лаговского кричать неразборчивое. Такое же чувство обиды и досады на самого себя охватило и его душу. Не смог ничего сделать по-людски! Заказал, дурак, панихиду по Победоносцеву, а отслужат по нему одному! Чертовски захотелось жить, и он, убегая, чтобы выместить чувство обиды, стал стрелять по зеркальным окнам ненавистной квартиры.

Стрелок он был отличный, и все шесть оставшихся патронов легли куда надо. Звон от падающих стекол приятно дополнял крики ужаса по всему проспекту. Кричали одно и тоже: «Убили! Убили!», что относилось, по всей вероятности, к лежащему Бергу. Но тот был цел и невредим.

Подъехавший к самому разгару Путиловский при звуках стрельбы соскочил с пролетки и бросился вперед. Медянников, наоборот, проехал подальше и слез потихоньку, чтобы не повредить спину. Но, слезая, он просчитал варианты и сразу двинулся к проходному двору.

По количеству выстрелов можно было предположить, что кто-то расстрелял все патроны, но кто? Мог быть и второй револьвер, и второй стрелок. Поэтому Путиловский бежал вдоль стены домов, огибая застывших зевак, пока не выскочил на Лаговского.

Вид у того был ужасен: растрепавшаяся бородка и остекленевшие от ужаса глаза. В руке он держал уже ненужный браунинг. Путиловский выстрелил ему по ногам, но не попал. От выстрела Лаговский подскочил как заяц и резво свернул в сторону, к проходному двору. На его пути никого не было, только к стенке жался какой-то грузный дядька в каракулевой шляпе пирожком.

В голове мелькнула благодарность простому человеку за то, что дает дорогу бегущему: «Все-таки хороший у нас народ!» Однако в следующее мгновение хороший мужик отделился от стенки и одним движением кулака немыслимого размера отправил Лаговского в короткий, но совершенно птичий полет, закончившийся ударом головы о мостовую из сааремского песчаника.

Гершуни, пришедший посмотреть, как будут развиваться события, с интересом наблюдал за происходящим. Премьера не удалась, потому что актер оказался весьма плох. Ну что ж, бывает! Жаль Николая и браунинг, ни тот, ни другой уже не пригодятся.

Гершуни внимательно смотрел, как грузят в пролетку безжизненное тело Лаговского, и обратил внимание на человека, по всей видимости главного в этой процедуре. Большие глаза, широкий лоб, сужающийся подбородок. Щегольские усы, ладно сбитая, крепкая фигура атлета. Очень спокойный взгляд.

Как только стихли крики и вдали исчезла пролетка с Лаговским, Победоносцев осторожно вышел на крыльцо, невозмутимо перекрестился на Исаакий, сел в карету и уехал по делам в Синод. Духовная жизнь империи продолжалась.

* * *

Шестое купе вагона первого класса в поезде Петербург — Гельсингфорс оставалось пустым вплоть до второго колокола.

Сначала появились шустрые носильщики с двумя кожаными баулами. После них в темнозеленое бархатное пространство вошли трое: молодой стройный поручик в полной адъютантской пехотной форме, живой господин с аккуратной бородкой и высокий угрюмый блондин с усами. В руках у блондина был довольно тяжелый саквояж, что явствовало из усилий, с какими саквояж был водружен на верхнюю полку, подальше от любопытных глаз.

— Фу! Успели! — сказал усатый.

Через минуту прозвучал третий сигнал и поезд тронулся. За окнами побежали унылые фабричные виды Выборгской стороны. В купе молчали. И только когда за окном замелькали приятные очертания шуваловских дач, молчание было нарушено.

— Кто стрелял в квартиру Победоносцева? — вызывающим тоном спросил одетый в форму поручика Балмашев. — Ваш человек?

— Не знаю, — с отсутствующим видом отозвался Гершуни, — Некто Лаговский Николай. Безумец-одиночка. И вообще, смените тон и громкость ваших реплик. Мы не одни, рядом купе с ушами.

— Эхе-хе… — тяжело вздохнул Крафт и стал доставать из баула заботливо приготовленную в дорогу снедь.

— Я не потерплю двойной игры! Либо я иду на акт один — и тогда я член Боевой организации, либо после акта я заявляю, что действовал тоже исключительно в одиночку!

— Хорошо, — так же отсутствующе обронил Гершуни, — Клянусь вам, вы пойдете один. Вам достаточно моего слова?

— Да.

Балмашев вживался в роль и вел себя как офицер: держал спину прямой, а взгляд — стальным.

— Пожалуйте кушать, господа хорошие, — склонился в шутовском поклоне Крафт, в душе сильно переживавший потерю браунинга. Говорил ведь, что надо было дать простой револьвер. Нет, все хотим выпендриться, показать, что новая справедливость делается новыми способами и новым оружием!

На столе аккуратно расположились бутылочка смирновской водки, пара пива и нехитрая закуска: полфунта красной икорки, английские сэндвичи с ветчиной, салатом и яйцами, маринованные миноги, черный хлеб, баночка сардин и пяток крутых яиц.

Выпили по первой, на душе стало не так горько. Колеса мерно стучали. Потихоньку разговорились, после третьей стали обсуждать будущее устройство свободного российского государства. Запнулись, как всегда в России, на проклятом национальном вопросе.

— Независимость предоставим только Финляндии! — безапелляционно заявил Гершуни. — Чухонцы делом доказывают верность революционным идеалам!

— Ха! — уничижительно очищая яйцо, вступил Крафт. — Плохо ты, брат, знаешь чухонцев. Они тебе за независимость что угодно поддержат! Такая вероломная нация, у каждого за пазухой по финскому ножичку спрятано. Кому угодно глотку перережут! Надо всех посадить на пароходы и просто отправить в Австралию, как англичане своих каторжников.

Такое быстрое решение векового финского вопроса поставило Гершуни в тупик:

— А на их место кого?

— Евреев! — удивился непонятливости оппонента Крафт. — Евреев! Из всех местечек собрать — и сюда, в леса, в тундру! Торговать они умеют, ремеслу обучены — вот вам и новая Палестина будет.

— Нет, — сказал Гершуни после размышления и четвертой рюмки. — Может, я не знаю хорошо финнов, но уж своих местечковых я знаю преотлично! Никто в тундру не поедет. Не еврейское это дело оленей гонять туда-сюда. Нам больше верблюды по душе.

— Господа, все очень просто! — стукнул по столу Степан. — О чем спор? Тут надо подойти с точки зрения исторической справедливости!

Он быстро охмелел, но образование, которое не пропьешь, еще позволяло поддерживать дискуссию:

— Финно-угорские племена вышли с верховьев Волги и двумя языками вошли в Европу. На юг пошли венгры… подайте мне пива! Спасибо… а на север — финны. Вот их и надо вернуть на историческую родину… к морд…ве, чувашам, мокше, эрь…зя… Такие изолированные территории.

— Почему изолированные?

— А чтобы не разбежались… Господа, имею честь удалиться на покой. Благодарю за компанию!

Утомленный водкой и тесной формой, Степан привалился к стенке и заснул. Крафт заботливо расстегнул ему тугой ворот нового мундира.

Поэтому когда проводник обошел весь вагон и вернулся на свое место, он с чистой совестью отметил, что в шестом купе все в порядке: молодой господин офицер спит, господа жид и немец продолжают пить, речи ведут дозволенные — ругают чухну, еврейчиков и полячишек, иродов рода человеческого. Так и доложим полицейскому наряду на границе.