— Господа! Не велено находиться! Разойдись! — повторил он волшебную формулу и нахмурился.
— Ишь ты, фанфарон! — едко заметил высокий и длинноволосый.
Городовой задумался над значением слова «фанфарон», осилить сие не смог и на всякий случай промолчал. К тому же господа пошли дальше, порядка более не нарушая.
— Видите, Николай, задачка в три действия, — рассуждал Гершуни (маленький и бойкий был именно он). — Он выходит, вы подходите и стреляете. Сколько понадобится. Пока эта дубина сообразит, что к чему, вы ныряете в соседний слева двор и убегаете. Согласно уставу дубина поста покинуть не может. Тем более, что он должен оказать помощь раненому.
— Я плохо бегаю, — печально отозвался Николай. — А если я убью его сразу?
— Логично! Но как понять, убит ли человек или без сознания? Уверяю вас, будет дикая паника! Дубина должен охранять тело, не допуская к нему посторонних, ведь возможны сообщники.
— Я буду один? Я должен быть один! Для меня это архиважно!
— Конечно, конечно. Никто с вами не разделит миссию спасителя российского народа! Я буду рядом для истории, но вмешиваться ни во что не стану. Вы написали посмертное обращение?
— Написал. Я знаю, меня поймают… — Николай остановился, обеспокоенный одной мыслью: — А вдруг не казнят? Я не вынесу такого позора!
— Казнят, голубчик, казнят однозначно! — ласково успокоил Гершуни кандидата в смертники. — Даже если не казнят, вы сможете повеситься в тюрьме или на каторге в знак протеста против каторжного обращения. Давайте письмо.
— А пистолет?
Гершуни заразительно засмеялся, как умел смеяться только он один (за это его и любили товарищи):
— Хороши мы с вами! Самое главное позабыли! Представляю: он выходит, а вы стоите с пальцем наготове! Ха-ха-ха! — И вручил Николаю браунинг с отравленными патронами. — Патроны со стрихнином. Даже если просто заденете, смерть неминуема. Снимаете с предохранителя — и вперед!
Николай любовно смотрел на браунинг, как ребенок на давно обещанную игрушку. Потом спрятал его за пазуху.
— Сегодня у меня самая счастливая ночь в жизни… — Он запрокинул лицо и вгляделся в чистое звездное небо. — Смотрите, это называется парад планет! Такое бывает редко…
— Вы астроном?
— К сожалению, нет, я простой земской статистик. Но астрономию люблю больше всего!
Гершуни неожиданно для самого себя привлек Николая и крепко, по-дружески поцеловал его:
— Вы молодец! Партия вас не забудет! Когда-нибудь в вашу честь назовут новую звезду.
— Правда? — обрадовался Николай и тихо засмеялся.
— Мы переименуем весь небосвод! Людям должны светить герои, а не какие-то там альдебараны… А скажите, вот вы наверняка знаете: на Солнце бывают пятна — так это правда, что они указывают на присутствие разумных существ?
— Нет, это невозможно! — усмехнулась будущая звезда. — Это участки с более низкой температурой, поэтому они выглядят темнее. На самом деле на пятне четыре тысячи градусов, а вокруг — пять пятьсот!
— Жаль, — огорчился Гершуни. — Вот бы сделать революцию на Солнце! А на Марсе есть жизнь?
— Разумеется!
— А как туда попасть?
И, беседуя обо всякого рода интересных вещах, два молодых мечтателя растворились в темноте проходного двора.
Сам же Победоносцев, жилистый человечек без возраста, с большими прозрачно-восковыми ушами, в эту минуту занес в свой дневник печальную фразу, над которой потом, жуя пустыми губами, долго размышлял: «Россия — это ледяная пустыня, в которой обитает человек…»
* * *
Свет в окнах квартиры горел — его ждали. Странно, Лейда Карловна приучена ложиться спать, если он задерживается. Придется сделать выговор!
Происшествие в гостинице старательно забылось, как дурной сон; сказалась долгая следственная выучка сразу сбрасывать все нехорошее. Конечно, оно саднило, но уже было далеко и глубоко где-то там, внизу, заодно с такими же забытыми неладными ситуациями, которые случаются с каждым мужчиной.
Дверь открылась беззвучно, Путиловский вошел в прихожую — и остановился. И было отчего! На него одновременно уставились шесть глаз: четыре у Лейды Карловны (очки с круглыми стеклами в железной оправе) и два у Макса, пристроившегося в уютной позе у нее на руках. Зрелище пугало слишком большой концентрацией нравственности, особенно в печальном взгляде кота. Казалось, он все читает по глазам и выносит свой суровый, но справедливый вердикт: «Пьянство в ресторане. Визит в гостиницу к замужней даме. Излишняя болтливость. Попытка соблазнить даму. Позорное изгнание из гостиничного рая. Виновен по всем пунктам. Повесить на суку!»
Путиловский настолько опешил от такой высоконравственной атаки, что попытался оправдаться. И перед кем? Перед котом?
— Видите ли… — начал он речь в свою защиту и осекся.
Его спас телефонный звонок, что было удивительно в такое время — кабинетные часы звучно пробили четыре утра. Однако!
— У аппарата Путиловский, — облегченно проговорил он в черный эбонитовый раструб. Макс внимательно слушал, стараясь не пропустить ни слова.
— Рады стараться, ваше благородие! — Голос на той стороне явно не принадлежал опытному пользователю дальней телефонной связи. — Докладывает околоточный надзиратель пятнадцатой части Чупахин! Мы с вами встречались по делу об убиении и расчленении бездомного Сидорова Трофима! Не помните? Але! Фу! Фу! — На той стороне отчаянно дули в трубку.
Путиловский готов был простить бедолаге Чупахину даже такой поздний звонок.
— Как же, как же! Отлично помню вас и Сидорова тоже помню. Брюнет, голову нашли только на третий день. А что случилось? Еще один труп? Так я ими сейчас уже не занимаюсь.
— Никак нет-с! То есть труп девицы подозревается в наличии, но сейчас ищем. Ищем-с! Но пока не нашли. Здесь подозреваемый! Уверяет, что ваш подчиненный! Что с ним делать?
Путиловский оторопел:
— Кто?
— Подозреваемый в убийстве и ограблении. Называет себя Бергом, Иваном Карловичем. А документов никаких! Куда его девать?
Путиловский покрутил головой — просто ночь чудес!
— Дайте ему трубку.
Издалека прорвался тоскующий голос Берга:
— Павел Нестерович, спасите! Я ни в чем не виноват. Парадоксальное стечение обстоятельств. Меня ограбили и хотели убить!
— Кто?
— Я не знаю! Спасите меня! Я ни в чем не виноват!
Путиловский оторвался от аппарата и объяснил Лейде Карловне и Максу:
— Кажется, наш Берг влип в нехорошую историю.
— С дамой? — ехидно спросила Лейда Карловна, и глаза Макса загорелись интересом к новой истории, на сей раз Берговой.