Товарищ Чикатило - читать онлайн книгу. Автор: Ольгерт Ольгин, Михаил Кривич cтр.№ 56

На совещаниях у директора Чикатило сидел молча, неотрывно глядя куда-то в пространство. Дым столбом, кипят страсти, кого-то разносят, а кого-то возносят, решают, кому идти на повышение, выносятся взыскания, распределяют материальные блага, ругаются, тыкают друг другу, не глядя на должности, — а он сохраняет полнейшее спокойствие в этом кипении мелких страстей. Иногда, вспоминают бывшие его сослуживцы, он зевал во весь рот, и тогда крупные желваки играли под гладко выбритой кожей.

Половину судебного процесса, на котором он был главным действующим лицом, Андрей Романович провел примерно так же. Падали в обморок матери, свидетели давали против него показания, к нему обращался судья, щелкали фотоаппараты корреспондентов, а он зевал. Сидел, скособочившись, на своей скамье за прутьями клетки и судорожно раскрывал рот, будто ему не хватало воздуха.

После планерки у директора Чикатило шел к себе в отдел. С подчиненными был неизменно ровен и корректен, но дать им конкретные задания чаще всего затруднялся. Претензий к себе не запоминал. Даже когда записывал, не мог восстановить, что же от него требуется. Отзываясь о нем как о человеке спокойном и уравновешенном, сослуживцы вспоминают, что он мог часами, не вставая из-за рабочего стола, что-то чертить в блокноте. Один раз подсмотрели: он рисовал крестики.

Тогда и решили — витает в облаках.

Он действительно думал о своем — как бы побыстрее дернуть отсюда хоть в недалекую командировку, хоть на пару дней — в Ростов, Батайск, Новочеркасск, Новошахтинск, Красный Сулин. Куда угодно, лишь бы подальше от директорских выволочек, от обрыдшего кабинета, от подчиненных, которые подкладывают ему кирпич в портфель.

Он оживлялся, когда приходил выправить командировку в канцелярию к Тамаре Александровне Жуковой. По ее словам, был отменно вежлив — через слово «спасибо», «пожалуйста». По всему видно, что командировка для него очень важна и не терпит отлагательств. Оформив бумаги, тут же исчезал. Потом, случалось, его, числящегося в командировке, сослуживцы встречали то на автовокзале, то в электричке. Он делал вид, будто не узнал, и исчезал при первой возможности. На худой конец переходил в соседний вагон. За ним вообще замечалось, что он любит шастать по вагонам — от головы до хвоста и обратно.

Когда он выезжал на машине с шофером и грузчиком, то обычно, сославшись на неотложные и внезапно возникшие дела, оставался ночевать в Ростове. Он мог себе это позволить: в областном центре ему была выделена служебная квартира по улице Петровского, 112. Там он и впрямь нередко ночевал, приводил себя в порядок после деловых разъездов.

Все чаще приходилось ему приводить себя в порядок.

* * *

Цифра «три» всегда значилась среди магических. Отчего-то она оказывает особое воздействие на тех, кто волею судьбы или собственным хотением лишает жизни себе подобных. На войне и на эшафоте, говорят, трудно убить первых трех. Дальше уже легче. Привычнее.

В деле серийного убийцы роковая тройка бросается в глаза.

Первые три жертвы — с большими, многомесячными интервалами, напуганно, осторожно, неумело.

Вторые три — за считаные недели отпуска, откровеннее, решительнее, и нож всегда с собой.

И с той поры пошло:

1982 год: 12 июня, 25 июля, 13 августа, вторая половина августа, сентябрь, еще раз сентябрь, 11 декабря…

1983 год: июнь, июль, еще раз июль, 9 августа, август — сентябрь, сентябрь — октябрь, 27 октября, 27 декабря…

1984 год: 9 января, 21 февраля, 24 марта, 25 мая, 10 июня, июнь — июль, 19 июля, конец июля, 2 августа, 7 августа, 8–15 августа, вторая половина августа, 29 августа, 6 сентября…

Не все даты точно установлены. В своем блокнотике он дат не помечал. Когда близкие объявляли о пропаже, когда труп находили вскоре после убийства, проблем с датировкой не возникало. Однако по прошествии долгого времени судебно-медицинские эксперты затрудняются назвать точное время наступления смерти.

Бросается в глаза активность маньяка летом восемьдесят второго, летом восемьдесят третьего и весь восемьдесят четвертый по сентябрь включительно. Сбивки осенью восемьдесят второго и зимой восемьдесят третьего, двухмесячное затишье весной восемьдесят четвертого можно объяснить сезонными неудобствами для рысканья «одинокого волка».

Планировал ли он ритм выходов на охоту? Или это из области зоологии?

Можно представить себе, как он сидит на планерке у директора или у себя в отделе, рисует в блокноте крестики, заглядывает в календарь и вдруг понимает — пора! И отправляется в канцелярию оформлять командировку.

Он набирается опыта. Ищет новые способы завлечения жертв. Шлифует прежние.

К восемьдесят третьему году его почерк убийцы вполне сложился.

Если он находит девицу нестрогих правил или кого-то из тех, кого называет «бродяжками», то без обиняков предлагает пойти с ним в укромное местечко, чтобы заняться сама знаешь чем. За деньги. За выпивку, если на лице написана тяга к спиртному. За удовольствие, которое может доставить видный крепкий мужчина в расцвете сил.

Последнее предпочтительнее, потому что бесплатно. Он знал заранее, чем все кончится, знал, что платить не придется, но все равно жмотничал.

Когда ему попадалась приличная молодая девушка, он, как правило, вызывался помочь ей добраться до места. Как попасть домой, люди и сами знают, поэтому он останавливал выбор на тех, кто едет из дома, в неизвестные края. Он отлично ориентировался на местности, знал маршруты городского транспорта, изучил расписание автобусов и электричек. Он всегда был готов указать самый короткий путь, довести до места, где чаще ходят автобусы или можно без труда поймать попутную машину. Его облик вызывал доверие.

С детьми он вел себя по-иному. Для них у него были наготове соблазны, реально существующие — в виде конфет и жвачек, — и гипотетические, лишь обещаемые: коллекционные марки, видеомагнитофон, яблоки с собственной дачи, вкусный домашний обед.

В университете ему читали курс педагогики. Он сдавал экзамены — Песталоцци, Коменский, Макаренко.

И не забудем, что Андрей Романович много лет работал с детьми. Хорошо ли, плохо ли — но работал. Не всегда же он их совращал. Опыт воспитателя подсказывал ему, кому что посулить.

Это — про почерк знакомств. Был еще почерк насилия.

Удары ножом он неизменно наносил левой рукой, чуть отстранясь от жертвы, чтобы не заляпаться кровью. Он уверяет, что убивал, находясь в каком-то затмении, некоем плотном тумане, однако выбирал вполне определенное положение относительно жертвы.

Во время многочисленных следственных экспериментов он не раз покажет на макете, как делал это. Он действительно резал людей точно так же, как еду. Тем же манером.