Невидимый город - читать онлайн книгу. Автор: Елена Первушина cтр.№ 30

Итак, из семерых вернулось трое. Стрелу извлекли из бедра раненого, осмотрена и признана чужанской. После чего по замку Купели поползли недобрые слухи. Нет ничего удивительного в том, что враг, воспользовавшись случаем, нападает на малочисленный отряд. Удивительно, если враг в точности знает, где этот отряд будет перебираться через реку. Сразу возникает вопрос, не сосет ли кто-нибудь тут, как ласковый телок, сразу двух маток.

Сайнем понимал, что он один из первых подозреваемых (хотя всего их оказалось не меньше тысячи – ровно столько, сколько чужан жило сейчас в Купели) и лишний раз из своей комнаты не выходил. Про зеленый плащ и прорезные рукава он не рассказывал даже Армеду, потому что сам не знал, что об этом думать. Впрочем, Армед безотлучно находился при короле: ему было ни до чего.

А к вечеру еще и снег пошел.

* * *

Солнечный маг, сидя на подоконнике, с интересом наблюдал за снегом и горожанами. Едва холодный ветер раскрутил на улицах Купели свою тугую спираль и принялся горстями бросать то ли снежинки, то ли градины в окна, как улицы мгновенно опустели. Но свистопляска продолжалась недолго, ветер утих, а снег повалил крупными хлопьями тяжело и размеренно, и люди снова стали высовывать носы за порог. То здесь, то там выскакивали на улицу женщины, мчались к веревкам, срывали с них пострадавшее бельишко и тащили под крышу. Кое-где полюбоваться на чудо вылезали дети и тут же начинали скатывать первый ком для буду щего снеговика. И все повторялось: вылетала испуганная и разгневанная мамаша, хватала чадо за шиворот, шлепала как следует и волочила в дом. Мужчины благоразумно на улице не показывались: снег в начале осени, мало ли что!

Зато бедняжки придворные дамы, кочевавшие вместе с королем и армией, так обрадовались нежданному развлечению, что высыпали во двор и устроили игру в снежки. Навстречу прелестницам из-под тучки выглянуло солнышко, и засверкали на белом снегу алые, лазоревые, пурпурные и бирюзовые платья, заискрились сапфиры, изумруды и жемчуга на прическах и одежде, зазвенели юные голоса. Сайнем полюбовался на этот зимний цветничок, потом решил, что надо и делом заняться. Закрыл ставни, рухнул на пол, отжался на каждой руке по дюжине раз, затем достал кинжал и принялся украшать отметинами оконную раму. Времена теперь тяжелые, и забывать старую выучку совсем не след.

Но долго поиграться ему не удалось. Спустя короткое время слепленный чьей-то рукой снежок стукнул в тонкую слюдяную пластинку, закрывающую оконный проем. Сайнем снова глянул вниз, помрачнел, но во двор все же спустился.

* * *

У чужан оказалось немало суеверий. В частности, они рассказывали Солнечному Магу о Пастухах.

Пастух у каждого свой. Внешне это обыкновенный человек, ничем от прочих не отличающийся и чаще всего ведать не ведающий о своем предназначении, но тем не менее неуклонно его исполняющий. А предназначение у Пастуха такое: он несколько раз в жизни меняет своему подопечному судьбу. Бросает на землю огрызок яблока, на котором подопечный поскальзывается и ломает ногу. Или срезает кошелек, который вышила подопечному его суженая. Или в последний момент уговаривает капитана не брать подопечного на борт. Поэтому разумный человек по меньшей мере трижды в году устраивает угощения для духа своего Пастуха, хотя мало кто знает своего Пастуха в лицо.

Все это, конечно, бредни, противные Солнцу, но сейчас Сайнем почти не сомневался в том, что видит своего Пастуха. А видел он перед собой молодую женщину с прекрасным лицом и соразмерной фигурой, одетую в белое блио, платье из алой парчи, расшитое узорами из зеленых листьев и разноцветных птиц, и в зеленый же плащ с серебряной бахромой. Ее платье скрепляли на обоих плечах золотые пряжки с диковинными ликами зверей. Ее волосы цвета летнего ириса или красного золота покрывала ажурная золотая сетка, снежинки таяли на них, и капли воды искрились в солнечных лучах, словно бриллианты. Белее снега были ее шея и волосы. Нежным румянцем светились ее щеки. Словно пурпурная наперстянка были ее губы и словно колокольчики – глаза. Гордым был изгиб ее тонких бровей. От ее волос и кожи веяло ароматом фиалок. Высоки были ее нежные плечи и длинны белоснежные пальцы. О прочих ее достоинствах, а именно о длинных стройных, мягких и белых, будто пена волны, боках, теплых и нежных бедрах, маленьких и стройных голенях и гладких прекрасных пятках Сайнем неоднократно слышал от придворных певцов. Это вовсе не означало, что придворные певцы сами, на опыте, убедились в истинности всех своих слов. Совсем напротив. Им оставалось лишь вздыхать: «Каждая хороша, пока не сравнишь с Исгерд. Каждая мила, пока не сравнишь с Исгерд». Но то все вздохи были. У прелестей Исгерд был лишь один и довольно суровый хозяин.

Сайнем преклонил перед красавицей колено и поцеловал ее подол, совсем как в те славные времена, когда первые дамы столицы звали его не иначе как «обаяшкой».

– Грамерси, что навестили меня, матушка, – сказал он. – Со времени нашей последней встречи вы замечательно помолодели.

Почему-то почти у каждого человека с матерью связана какая-то история. Не был исключением и Сайнем. Более того, его история – всем историям история.

А дело обстояло так.

Тогда тоже выдался снежный вечер, прозрачный, самую чуточку морозный, и над крылечками домов покачивались разноцветные фонарики, а снежинки бесшумно и деликатно ложились на мостовые столицы, чтобы заскрипеть потом под сапогами трех молодых и слегка хмельных столичных щеголей. Шуршали три парчовых, подбитых мехом плаща – ярко-зеленый, синий с серебром и желтовато-бурый. И Глан (Глан или Глен?) говорил, что снег пахнет совсем как его подружка белошвейка.

– Будем смотреть правде в глаза – прачка она, прачка, – фыркал Сайнем.

(Синий плащ был его и придавал глазам хозяина слабое подобие той самой колокольчиковости, которой впоследствии с таким совершенством овладела Сайнемова матушка.)

– Будем смотреть правде в глаза, у вас сегодня гости, – парировал Глан (Глен?).

– Разве? – у дивился Сайнем. – Мы сегодня не принимаем.

– Да? А ты сам посмотри. – И Глан указал на возвышающийся в конце улицы дом Сайнемова отца. – Да не туда, выше, выше гляди, чье там окошко светится?

Сайнем глянул. И мостовая под ним тихонько качнулась и начала уплывать из-под ног. Молодой человек понял, что не просто хватил сегодня лишнего, а допился до зеленых ящериц. Вернее, до золотых змеев.

Окно в самом деле светилось. На третьем, самом верхнем, этаже, у основания маленькой нарядной башенки – матушкины покои. И не просто светилось (кармин и лазурь витражей до сих пор словно отпечатаны у Сайнема на роговице, стоит закрыть глаза – и вот они), а было распахнуто, и к нему прямо из мутно-серых туч спускался золотой сверкающий змей. У Сайнема от этой красоты скрутило желудок. Да, болтали об этом во дворце, острили, за спиной шушукались, но чтобы своими глазами… Чтобы вот так тебя, как латной рукавицей в нос…

– Чудеса да и только, – протянул Глан с усмешечкой. – Только, значит, законный муж за порог, как вокруг такие чудеса начинаются…