Что мой сын должен знать об устройстве этого мира - читать онлайн книгу. Автор: Фредрик Бакман cтр.№ 24

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Что мой сын должен знать об устройстве этого мира | Автор книги - Фредрик Бакман

Cтраница 24
читать онлайн книги бесплатно

Я помню, как шевельнул ступней и ощутил то, что, наверное, ощущают мультипликационные персонажи, поняв, что падают со скалы.

А следом – боль.

Пульсирующую немилосердную окаянную боль в бедре – боль такой силы, что она поглотила мой рассудок на всю, казалось мне, жизнь. Словно кто-то все стрелял и стрелял в меня, снова и снова, только пули, наоборот, вылетали из кости и вонзались в мясо.

Сколько я так пролежал, не помню. Помню только эту боль.

Дальше помню полицейских. Потом врачей скорой. Помню, что наорал на одного из них, когда он сказал, что «вертолет уже сел». Я ведь не фанат авиации. И я крикнул, что хрен им, а не вертолет. Правда, потом выяснилось, что ни про какой вертолет никто не говорил. Так что непонятно, откуда я это взял. Ну и бог с ним.


Потом они обкололи меня наркотиками до такой степени, что я мог бы оседлать лошадь на скаку, выпить «Доктор Пеппер» и скачать на мобильник «Эрудит».

Дальнейшее было куда неприятнее для твоей мамы, чем для меня. Полученная пуля превратила меня чуть ли не в рок-звезду. Со мной очень носились.

А кому досталось, так это твоей маме. Ей позвонили на работу и сообщили, что меня везут в неотложку. Никаких подробностей. Ни слова о том, в какое место меня ранили, – только то, что меня ранили и что она должна приехать. Она прыгнула в такси, не зная, застанет ли меня в живых. На ее долю выпало обзванивать моих друзей. Звонить моей маме.

А на мою? На мою долю выпал морфий.

Не то чтобы я каким-то образом склонял тебя к употреблению наркотиков. Лично у меня опыт в этом деле довольно скромный. Был один эпизод, когда я в двадцатилетнем возрасте провел пару месяцев в Таиланде, попал на вечеринку, уснул на берегу и проснулся на другом острове в футболке, на которой кто-то фломастером вывел «ВАСАБИ». Две недели после этого я испытывал непреодолимое влечение к луковым чипсам и томатному соку. А потом решил, что наркота – это все-таки не мое.


А тут морфий.


Я помню, что меня уложили на носилки и что я пел. Не помню, что именно, – кажется, «Afraid to Shoot Strangers» группы Iron Maiden. Потом медсестра взяла меня за руку и шепнула, что меня надо «повернуть на бочок» и чтобы я «не боялся». Я успел удивиться, какого черта мне бояться в больнице – разве что врач тоже выхватит пистолет. Кажется, я даже пошутил на этот счет. Она улыбнулась примерно так же, как улыбаются моим остротам продавцы в магазине, – из чистой вежливости. Они перекатили меня на бок, и я почувствовал, как четыре пары рук безжалостно прощупывают мне спину. Только тут я сообразил, что одежда у меня вся в крови, поэтому они не знают, нет ли под ней еще одной раны.

Вот тут уж я испугался до чертиков.

Но они снова дали мне морфия, и все наладилось.

По пути в операционную я попросил санитарку найти мою девушку и передать ей, что со мной все в порядке. Она погладила меня по голове и сказала, чтобы я не волновался. Я обхватил ее запястье, уставился на нее и прорычал: «Вы не знаете мою девушку! Дело не в моей безопасности, а в безопасности вашего персонала!» После этого мне вкатили еще морфия.

Но, вероятно, мои слова возымели действие, потому что в следующий миг другая санитарка приоткрыла дверь палаты, приложила палец к губам и кивнула, приглашая твою маму войти. Догадываюсь, как была напугана твоя мама. Точно знаю, что она плакала. Я спокойно лежал внутри ока циклона, а весь шторм обрушился на нее.

Подозреваю, что мало кому выпадает шанс запомнить ту самую секунду, когда понимаешь, что хотел бы всю оставшуюся жизнь каждое утро просыпаться рядом с одним конкретным человеком.

Твоя мама говорит, в ней все оборвалось, когда санитарка, проведя ее вверх и вниз по лестницам и коридорам, потянула дверь, за которой лежал я – на носилках и в крови. Я помню, как повернул голову и увидел ее. Удары сердца отдавались в кончиках пальцев. Этот миг я буду помнить до самой смерти. Именно там и тогда я понял, что последую за ней хоть на край света.

Но… Конечно, мне очень хотелось бы думать, что твоя мама в тот миг испытала те же чувства. Но сам понимаешь…


Я был под хорошей дозой.


В общем, когда твоя мама, промчавшись вверх и вниз по лестницам и коридорам, заливаясь слезами, с колотящимся сердцем, наконец увидела меня, упоротого, как целый ночной клуб, я лежал на носилках и рассказывал медсестрам анекдот про двух ирландцев в одной лодке.

В тот момент я, наверное, здорово ее разозлил. Если честно.

Но она осталась со мной. И я считаю тот факт, что мне удалось заставить ее это сделать, – помимо формирования половины твоего генетического набора – своим главным достижением.

Врачи извлекли пулю. Выглядит это совсем не так драматично, как звучит. Настоящая драма началась на следующий день, когда мне отменили обезболивающие. Потом пришла медсестра и вытащила катетер из… Когда ты подрастешь, то узнаешь, куда человеку ставят катетер. Ей-богу, предоставь она мне выбор – позволить ей вытащить катетер или прострелить мне другую ногу, – я бы еще подумал.

Но мне еще повезло. У парня, который лежал со мной в палате, в то утро тоже вынимали катетер. А у него был утренний стояк.

Ну да ладно.

После этого мне выдали пузырек таблеток и выписали домой. В общей сложности я не пробыл в больнице и суток. Пуля туда, пуля сюда, и вот я дома в собственной постели – обернулся раньше, чем Джек Бауэр успел управиться с очередной серией «24 часов».

Жизнь оперирует короткими промежутками. Несколькими сантиметрами туда или сюда.

Полицейский потом показал мне, из какого типа оружия в меня стреляли. Показал, как я лежал на полу, и объяснил, что дуло могло отклониться на ничтожное расстояние. Поверни стрелок ствол чуть правее, и я вряд ли стал бы папой. А подними он его чуть выше, тогда… Ну, сам понимаешь.

Месяц я провел на обезболивающих. Два – на костылях. Три – с психологом. Потребовалась целая весна, чтобы снова научиться ходить, и целое лето, чтобы перестать просыпаться среди ночи от собственного крика и плача. Если ты хочешь знать, почему я не устаю повторять, что твоя мама слишком хороша для меня, то оснований для этого – десятки тысяч.

И одно из них – те ночи.

Твоя мама – лев. Помни об этом. Возились со мной все: выдавали таблетки, бесплатно возили в такси, носили в ближайший кабак, где я рассказывал, каково это – получить пулю. Но, когда я сломался, спасла нашу семью твоя мама. Она работала за двоих, и оплачивала наши счета, и каждое утро и каждый вечер перевязывала мне рану, уходившую вглубь бедра на длину авторучки. Когда я позвонил и сообщил ей, что сумел самостоятельно выбраться из ванны, она ликовала так, будто я забил решающий гол в финале чемпионата мира. А когда я учился, не впадая в панику, стоять в очереди в кассу, она держала меня за руку и твердила, что все будет хорошо.

На самом деле это она приняла на себя ту пулю. Помни это.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению