– Ангелина, пожалуйста. Я сейчас с ума сойду, почти жалобно говорит Матвей, и я готова ему аплодировать – талантливый актер.
– Этот человек хочет поиграть со мной, – говорю я, не глядя на него. – Уже играет.
– Кто это? – настораживается он.
– Он хорош собой, богат, умен, популярен среди женщин. Решил, что сможет завоевать меня, сделать своей и в конце концов сломать надвое. Как веточку. Хочет поиграть, получить свое и выбросить, как использованную вещь. Мне так страшно, что я на это попалась, Матвей, – говорю я, чувствуя на глазах слезы. – Я ведь поверила ему. Поверила, что он меня любит. Решила принять его таким, какой он есть. Сама захотела в него влюбиться, а может быть, уже влюбилась. А оказывается, он просто со мной играл.
Мой голос глух и безжизненен. А глаза ярко блестят в свете уличных фонарей.
– Не понимаю. О чем ты? Кто он?
– Это ты. Ты, Матвей. Я все знаю. Перестань притворяться.
Он медленно отпускает мою руку. На его лице потрясение.
– О чем ты? – недоверчиво спрашивает Матвей.
Он такой невинный, будто ангел. И это неожиданно приводит в бешенство. И я с откуда-то взявшимися силами говорю ему обо всем, что накипело.
Говорю, как мне было обидно и больно из-за того, что он заставил меня прийти на праздник, а сам бросил и все это время провел со своей бывшей. Из-за того, что сам не догадался помочь мне подняться, когда я упала, и не сказал им, что я его девушка. Из-за того, что обсуждал меня с ними, смеялся надо мной и хвастался, что играет. Из-за того, что предал.
Это невыносимо больно. Гроза в венах все же взрывается. С каждым мгновением мой голос становится крепче и громче, слова – ядовитее, а слезы – более терпкими. Я высказываю Матвею все, что думаю, потому что знаю – это последний раз, когда мы видимся. И все это время он просто слушает меня и молчит.
– Ты решил, что я твоя кукла, с которой можно поиграть? Красиво нарядить, уложить волосы, сделать макияж? А потом выкинуть, когда надоем? Решил, что у меня тело из пластика, а вместо сердца – пустота? Но это не так, Матвей. Я живая. И сердце мое – живое. Ты так распинался о тех людях на вечеринке, о том, какие они плохие, а сам? Чем лучше их? – Я вытираю здоровой рукой слезы. – Зачем ты надо мной издеваешься? Что я тебе сделала? Сначала ты играл со мной в сталкера – неужели тебе было приятно меня пугать? Потом стал играть в возлюбленного – неужели тебе доставляло удовольствие лгать? Ты наслаждался моей реакцией? Потирал руки в ожидании, когда сможешь использовать и выбросить? Ждал момента, когда я тебе поверю? – Я смотрю на него сквозь слезы, сжигающие глаза. – Зачем ты это со мной делаешь? Я ведь тоже человек, как вы все. Из плоти и крови. Я тоже умею чувствовать. Мне тоже бывает больно и страшно. Чем же я отличаюсь от вас? Тем, что не богата? Тем, что моя мать – простая учительница, а отца нет? Тем, что у меня раздолбанный телефон и нет брендовых шмоток? Ну, чем же?.. Почему тебе смешно наблюдать за тем, как у меня душа сгорает заживо? Матвей… Ну зачем?..
Мой голос тухнет, как огонь свечи. И я замолкаю, снова вытирая лицо. Меня пробирает озноб.
На лицо Матвея падает тень, искажающая черты. Не знаю, иллюзия это или нет, но его глаза становятся вдруг другими – измученными, будто даже больными.
– Принцесса, – растерянно шепчет он. – Это не так. Это все не так.
Матвей пытается меня обнять, а я начинаю плакать сильнее, и он тотчас отстраняется, понимая, что не стоит этого делать.
– Теперь послушай меня, Ангелина, – бесцветным голосом говорит он. – Просто послушай, хорошо? Во-первых, я действительно от тебя без ума. Во-вторых, я не отношусь к тебе как к кукле. В-третьих, я купил тебе все эти шмотки и отправил в салон, чтобы присутствующий там биомусор не считал тебя хуже себя. Мне все равно, во что ты одета, а им – нет. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя дискомфортно. В-четвертых, я разговаривал с важным человеком, партнером по бизнесу, а когда уже возвращался к тебе, они меня перехватили на несколько минут. В-пятых, я не говорил подобной дичи, которую тебе наплела Лика. В-шестых, ты меня напугала, когда пропала. И в-седьмых, я с тобой не играю. Меня к тебе так тянет, что, когда я рядом, внутри все ломается. Знаешь, каково это?
– Знаю, – отвечаю я едва слышно, ведь я чувствую нечто похожее.
– Тогда ты знаешь и то, что я не лгу. Каждое мое слово – правда.
– Как я могу тебе верить? – Мне вдруг становится смешно.
– Я заставлю Лику признаться во лжи. И поверь, она это сделает, – сообщает с презрением Матвей.
Я верю, что сделает. Эмоции утихают, слезы перестают плавить мои глаза.
– А если ты мне снова врешь? – спрашиваю я.
– Не вру.
– Как мне узнать правду?
– Честно, не знаю, как доказать тебе свою искренность, принцесса. Да, я совершаю ошибки, и да, у меня ужасный характер. Делаю какую-нибудь глупость, а потом думаю, зачем я это сделал, – склонив голову, вдруг признается Матвей. Его пальцы сомкнуты на коленях так, что побелели костяшки. – Я не хотел сделать тебе больно. Я просто хотел показать тебя всем – свою девушку. Других для меня не существует. Ты. Только ты, Ангелина Ланская. Прости меня.
В его голосе звучит боль.
Мне кажется, что я ослышалась. Кажется, что темный, матово-черный небосклон вдруг склонился набок. Матвей Веселов действительно просит прощения? Несмотря на глупый завет своего отца? Я удивленно смотрю на него, на мгновение забыв об обиде и горе.
– Что ты сказал? – переспрашиваю я.
Он морщится, словно от зубной боли, и повторяет:
– Прости. Наверное, я поступил глупо, затеяв все это. Только, если хочешь меня простить, сделай сейчас, пока я прошу об этом впервые в жизни. Потом уже не смогу – гордость не позволит.
И он опускает голову, словно предлагая мне или срубить ее с плеч, или помиловать. В моем взгляде все еще потрясение. Ради меня он поступился принципами? Такие, как он, умеют это делать?
Мы молчим. Холодно, и начинает сердиться ветер, словно бездомный пес, хозяйничающий на улицах. Мне хочется убежать, спрятаться от него в самом темном лесу, но я остаюсь. На это тоже нужна смелость. Это тоже мое испытание. Где-то об асфальт разбивается бутылка, и этот хлесткий стеклянный звук приводит нас обоих в себя.
– Скажи что-нибудь, я ведь не из стали, тоже чувствую, – глухо просит Матвей.
И я решаюсь. Несколько раз глубоко вдыхаю воздух и говорю:
– Не знаю, любовь ли это, но ты мне нравишься. – Приходится сделать паузу, чтобы не сказать лишнего, например что-нибудь о любви. – Ты как будто привязываешь меня к себе, постепенно, нить за нитью. И делаешь крепкие узлы – самой мне уже распутаться сложно. Я все время думаю о тебе. Думала даже тогда, когда ты оставался для меня безликим Поклонником. А когда ты рядом, у меня сердце так скачет, словно я бегу. – Я смотрю на Матвея, уже не чувствуя обиды и горечи, во мне остается одна усталость. В тебе есть что-то такое, от чего у меня подгибаются коленки и дрожат руки. Я бы хотела встречаться с тобой, Матвей, хотела бы понять, сможем ли мы быть вместе. Только… Ты слишком сложный. Непредсказуемый. То отталкиваешь меня, то принимаешь. И постоянно вызываешь эмоции – и положительные, и отрицательные. Если подумать, ты приучаешь меня к себе не хуже, чем Стас. Я бы даже сказала, намного искуснее. Быть с тобой – то еще испытание.