Тетка меня обожала – считала родным племянником. И решила, что мы должны непременно жить в Европе. Она неплохо разбиралась в искусстве единственный ее неоспоримый плюс – и приучала меня к прекрасному. В какой-то момент я даже решил, что жить с ней гораздо лучше, чем с другими взрослыми, и попытался назвать мамой – за это получил пощечину. Она приказала называть себя только по имени и хотела сделать из меня настоящего художника. Известного. Чтобы говорить всем, что это она создала меня. Как будто бы она имела отношение к моему таланту. – Голос Габриэля исказился, стал металлическим. – Я должен был во всем ее слушаться, как покорная собачонка. Делать все, что она велит, писать такие картины, которые она хочет видеть. Если я не слушался ее – меня били. И со временем я научился быть таким, каким она хотела меня видеть. Ее ручным гением, которым можно было хвастаться. В конце концов она составила на меня завещание. Правда, когда узнала, что я позабавился с одной распутной девкой, хотела переписать его. Но не успела – умерла. Ее внезапно накрыл сердечный приступ, прямо в ванной комнате. Признаюсь, я ей помог – подсыпал кое-что в еду. Не хотел лишаться наследства. В тот солнечный день – мы были в Италии – она хрипела, молила о помощи. А я стоял напротив, засунув руки в карманы, и улыбался, наблюдая за тем, как она уходит. Мне было так хорошо… Казалось, на меня снизошел свет, и я тонул в нем, испытывая неземное блаженство.
Тетка знала, что это месть, и знала, что попадет в ад. «Доброго пути, счастливо добраться до преисподней», – сказал ей я и ушел. Разумеется, меня никто не заподозрил – я вызвал скорую и плакал, словно безумный. Кроме того, все были уверены, что тетка умерла от сердца. Не стоило так злоупотреблять вином.
С тех пор я делаю все что хочу, не нуждаясь в деньгах, – их у меня столько, что хватит на несколько жизней. Я учился живописи у лучших мастеров, путешествовал, познавал этот мир. Но мне было скучно, и вскоре меня покинуло вдохновение. К тому же иногда ночью я просыпался от странного желания. Желания повторить и увидеть. Повторить убийство и увидеть смерть. Долгое время я не решался, но однажды выбрался на охоту и позабавился с какой-то уличной девкой. Ее смерть стала моим вдохновением. Я рисовал несколько дней без сна и отдыха, пока не упал без сил. И с тех пор я стал позволять себе эту забаву. Редко, очень редко – мне не хотелось быть пойманным. Попытался снова перейти на собак – но это было совсем не то.
Я вернулся в родной город, терзаясь от отсутствия вдохновения. И как-то совершенно случайно, находясь в баре с приятелями, сделал ставку на то, сможет ли один из них спрыгнуть с третьего этажа или нет. Тогда это казалось смешным, я взял его на «слабо», и, веселясь, ставки сделали все. Он спрыгнул – да так неудачно, что сломал шею. Местом, куда он прыгнул, оказалась могила.
Так мне в голову пришла идея создать закрытый клуб. Клуб для демонов – таких же скучающих, как и я. Играющих с жизнью и смертью. Клуб не порождений зла, противостоящих свету, а клуб бунтарей, которым невыносима сама мысль быть такими же, как все, вязнуть в болоте обыденности.
Я купил дом и сделал из него клуб, куда попасть могли только избранные. И назвал его «Легион». Кто-то думает, будто бы по аналогии с единицей в древнеримской армии, где было около шести тысяч солдат. Но на самом деле я использовал крылатое выражение, в котором легионом называются демоны. Габриэль убирает руки от моих волос. – «Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: “Как тебе имя?” И он сказал в ответ: “Легион имя мне, потому что нас много”». В Евангелии от Марка и от Луки слово «легион» присутствует. А в Евангелии от Матфея – нет. – Голос Габриэля звучит обвиняюще. – Любопытное совпадение. Твой друг, Лиля, всегда отрицал демоническое начало. Так делают многие. Редко кто соглашается признать, что одержим пороками и страстями. Все хотят быть ближе к свету, притворяются хорошими, но живут ради себя и своих эгоистичных порывов. Люди – самые мерзкие существа на земле. Готовы во всем обвинять демонов, а не самих себя.
Я вспоминаю своего демона и внутренне содрогаюсь. Вдруг я такая же ненормальная, как Габриэль?
– В клуб постепенно стали приходить даймоны, – продолжает Габриэль. – Я опутал его сетью мистики и загадочности, назвал элитарным, и многие любопытствующие потянулись ко мне. Им хотелось быть частью закрытого клуба не для всех, чувствовать свою особенность, познать вкус настоящей власти над людьми. Им было интересно, ведь я обещал полную анонимность и такие забавы, которых они нигде и никогда не смогли бы найти. «Легион» начал расти. Каждого претендента я отбирал лично. Иногда новых членов приводили старые, и так создавались целые цепочки. Иногда я выходил на охоту и в ночи искал тех, кто сможет стать хорошим даймоном. Так я нашел Константина – как и я, он познал вкус смерти. Однако его едва не поймала полиция, и я спрятал его. Художники смерти не должны гнить за решеткой.
Мы начинали с малого, с безобидных веселых игр. Смотрели на то, как ради денег люди раздеваются, едят грязь, облизывают ботинки. Наблюдали за тем, как ломается чья-то гордость, как искажаются добродетели, как деньги перекрывают простое человеческое уважение. Признаюсь, я сам себе напоминал учителя с учениками, которые пришли в зоопарк изучать животных и их повадки. Нам было весело, но я понимал, что мои ученики хотят большего. И мы стали не только повышать ставки, но и проводить более интересные игры. Игры со смертью. Сладкие и будоражащие кровь.
Габриэль начинает делать мне легкий массаж, но мои мышцы словно каменные.
– В это же время я отыскал Розу – моя любимая сестра стала прекрасным распустившимся цветком. Гордая упрямая красавица с умопомрачительной улыбкой. Ее судьба сложилась неплохо. Приемные родители хорошо с ней обращались, она училась на юридическом и пользовалась успехом у парней. Роза выглядела точно так же, как ты, Лиля, но при этом подавала себя иначе и казалась не нежным цветком, а страстным. Единственное, что мне не понравилось, – наличие у нее жениха. Представьте себе, долгое время я мечтал о встрече со своей сладкой сестренкой, а у нее был мужчина. Старше ее почти на десять лет, очень любящий. Однако он не понравился мне с первого взгляда, и, каюсь, пришлось от него избавиться. Я открыл на него охоту, но – стыдно признаться – не смог с ним ничего сделать. Когда я шел рядом с ним в темном проулке, сжимая нож, он вдруг обернулся и посмотрел мне в глаза. У него глаза были как у зверя, и я испугался. Ненавижу таких, как он. – Голос Габриэля меняется, холодеет. – Чертовы альфа-самцы. Взглядом заставляют склонить колени. Я не смог лично его убить ушел. Дал ему отсрочку на пару дней. А после с ним расправился Костя – да, мой верный даймон, один из первых. Матвей, тебе никогда не приходило в голову, что Костя не на твоей стороне? Нет? Ну и славно. Хорошо вышло. Ты даже и не подозревал. – Габриэль вздыхает. – После смерти жениха Роза изменилась. Стала замкнутой и меланхоличной. Я наблюдал за ней около полугода, прежде чем появиться в ее жизни. А когда появился и сказал, что я ее брат, все изменилось. Она стала моей – и душой, и телом. Поняла, что я единственный на всем свете близкий ей человек. Я спас ее – без своего жениха она не хотела жить. А знаешь, моя дорогая Лиля, как я это сделал?