– Что? – ошарашенно выпалила я.
Шейла, снова спрятавшись под горой одеял, казалось, тает, подобно огрызку воска, превращаясь в бесформенное переплетение боли, замешательства и безнадежности.
– Сейчас я с ним поговорю. Пойду и попробую его найти. – Скорее. За дверь, в коридор. Мне обязательно нужно узнать у Питера причину, а затем сказать ему, что Шейла в ужасе и недоумении из-за мысли о том, что придется ждать операцию еще один день.
Мне везет. Я вижу, как он направляется за двери, к лифту.
– Тереза, оставила бы уже, наконец, доктора Койна в покое! – восклицает наш администратор, да так громко, что все, кто рядом, это слышат. В такие моменты меня раздражает то, что она везде сует свой нос.
Я стараюсь не обращать внимания, как вдруг понимаю: она имела в виду, что мне следует придерживаться установленных отношений между врачом и медсестрой. Я чувствую, и это не в первый раз, будто меня уличили в чрезмерной для медсестры самоуверенности и даже надоедливости. Но с чего это вдруг? Разве не должна я вместо этого чувствовать себя ответственной и добросовестной? Разве эти качества ценятся не во всех медработниках?
Лучшие две статьи, прочитанные мной на тему взаимоотношений между врачами и медсестрами, назывались «Врач с медсестрой играют в игру» и «Врач с медсестрой играют в игру. Повторный анализ». Обе статьи были написаны психиатром Леонардом И. Штейном. Первая вышла в 1967-м, в то время как вторая – уже в 1990-м. В этих статьях не рассматриваются какие-то статистические данные, заимствованные из масштабных научных исследований, однако он беспощадно рубит горькую правду.
Само слово «игра» подразумевает не какие-то детские забавы, а замысловатое психологическое взаимодействие, подчиненное определенным правилам, даже если эти правила и не осознаются. Развитие отношений между врачами и медсестрами исторически происходило на фоне гендерного неравенства – еще всего сотню лет назад мужчины поголовно относились к женщинам снисходительно, считая себя выше их. Теперь среди врачей много женщин, да и количество медбратьев постоянно растет, однако пережитки прошлого все еще живы.
В шестидесятых Штейн написал, что если у медсестры и было какое-то свое мнение по поводу медицинского ухода за пациентом, то, согласно неписаным правилам, она должна была сделать так, чтобы ее рекомендации казались идеей самого врача.
Так, например, обсуждая пациента с бессонницей, медсестра могла сказать: «Предыдущей ночью ему прекрасно помогли сто миллилитров пентобарбитала», чтобы врач потом мог заключить: «Сто миллилитров пентобарбитала перед сном по мере необходимости, хорошо?» Препарат и дозировку назвала медсестра, однако врачу позволяется все перефразировать, словно это изначально была его идея.
Доктор Штейн пересмотрел игру, в которую играют врачи и медсестры, в 1990 году, и на этот раз он описал медсестру «упрямым вольнодумцем». Вместо того чтобы выдавать врачу готовый клинический сценарий, медсестра позволяет себе корректировать его потенциальные ошибки. Если снова вернуться к примеру с пентобарбиталом, то медсестра уже не вежливо и ненавязчиво намекает, а открыто и настойчиво требует: «У миссис Джонс бессонница. Ей нужен пентобарбитал». Предполагается, что медсестра при этом стоит, уперев руки в боки и вскинув голову, а ее тон словно подразумевает: «Твоему пациенту нужна помощь. Что ты собираешься по этому поводу делать?»
Некоторые медсестры ненавидят эти статьи, и я прекрасно понимаю почему – в обоих случаях представительница нашей профессии выставлена не в самом лучшем свете. Вместе с тем я знаю, что сама играла в оба варианта этой игры, а также во всевозможные вариации, лежащие между этими двумя крайностями. Больничных медсестер нанимают на работу и увольняют, независимо от воли врачей, однако, насколько я слышала, в немалом количестве больниц никто не станет заступаться за медсестру, если какой-нибудь влиятельный врач захочет от нее избавиться.
Врачи – наши тайные начальники, и если на то пошло, серые кардиналы, дергающие за наши ниточки.
Хотя официально врачи нас и не контролируют, на деле мы выполняем именно их приказы и предписания, присматриваем за их пациентами. Неудивительно, что наше профессиональное взаимодействие строится на играх.
К счастью, к Питеру это не относится. Он сразу же останавливается, готовый меня выслушать. Я гоню прочь слова администратора и стараюсь не думать о том, что кто-то может меня осудить. «Шейла сказала, что, возможно, придется отложить операцию до завтра». Он кивает. Он больше не выглядит злым, словно негодующим, прямо как я, из-за невозможности быть в двух местах одновременно.
– Если бы ты мог прооперировать сегодня, это было бы гораздо лучше для нее. Я понимаю, что анестезиологам нужно время, чтобы ее подготовить, однако ей сейчас так больно, что мне не хотелось бы, чтобы она спустилась вниз, встретилась с анестезиологами, а потом вернулась на этаж, чтобы завтра с утра опять отправиться в операционную.
– Возможно, будет лучше подождать до завтра. – Он явно слышит меня, однако смотрит за двери, в сторону лифта.
Я толком не знаю, что сказать. В конце концов, он ведь хирург, а не я, и ему, а не мне принимать решение, когда проводить операцию. Он, а не я будет держать в руке скальпель. Должно быть, он учел все факторы: и тяжесть ситуации Шейлы, и степень усталости, как своей, так и остальной хирургической бригады. Я знаю по своему опыту, как сильно усталость мешает сосредоточиться и вредит работе памяти, потому что мне довелось нянчить двух близнецов. Уверена, что Питер тоже знает, какую опасность может таить в себе усталость.
Когда медсестры и врачи проходят подготовку, то нам приходится преодолевать усталость, игнорировать ее, не поддаваться ей, однако лишь единицам удается справиться с этим без специальных препаратов, и уж точно никому не под силу делать это вечно, даже с помощью химических стимуляторов. Сон человеку нужен не меньше, чем еда и вода, и когда мы недополучаем его, то наш мозг начинает сдавать позиции. Считается, что сон нужен нам для «прочистки мозгов» – уставшие люди способны допускать ошибки, даже не отдавая себе в этом отчета. Шекспир явно был в курсе этого: «Тот сон, который тихо сматывает нити с клубка забот» («Макбет» в переводе Пастернака). Это поэзия, в которой спрятана правда. Возможно, будет лучше подождать до завтра, говорит Питер. Может быть, он и прав. Подобные решения принимаются после тщательного взвешивания всех за и против. Только ему известно, насколько он устал, как сильно его поизносила работа на этой неделе, а также что еще ему нужно сегодня сделать.
Но что насчет Шейлы? Ночью бактерии продолжат размножаться у нее в брюшной полости, и пока еще живые участки ее толстой кишки могут к утру начать или даже закончить отмирать. И с этим нужно считаться. Подобные повреждения тканей не лечатся – их приходится вырезать хирургу, который может быть при этом порядком уставшим. Плодящиеся бактерии же должны быть убиты мощными дозами внутривенных антибиотиков. Чем дольше времени содержимое кишечника Шейлы будет сочиться в ее внутренности, тем больше опасность того, что спасти ее не удастся.