Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни - читать онлайн книгу. Автор: Тереза Браун cтр.№ 23

Чтобы понять, что именно происходит на последних стадиях сепсиса, представьте себе садовый шланг с отверстиями по всей его длине. При нормальном напоре воды он будет равномерно разбрызгивать ее вокруг, однако по мере снижения напора разбрызгивание начнет принимать более хаотичный характер. Когда же количество проходящей через шланг воды совсем уменьшится, то он попросту будет слегка подтекать, смачивая лишь землю под собой.

Ткани нашего организма подобны растущим на земле вокруг этого шланга растениям. Человек нуждается в постоянном орошении своих клеток насыщенной кислородом кровью – этот процесс называется перфузией, – чтобы поддерживать ткани организма живыми и здоровыми. Подобно тому, как засыхают на грядках кабачки и морковь, если их регулярно не поливать, клетки нашего тела страдают от недостатка кислорода, а когда уровень их кровоснабжения опускается ниже критической отметки, то они попросту умирают, точно так же, как это происходит с овощами в сильную засуху.

Сепсис – это проблема медицинского характера, однако ее нельзя решить только лекарствами – сначала хирург должен залатать отверстие в кишечнике Шейлы, чтобы у нее появился хоть какой-то шанс выбраться из этой передряги живой и невредимой. Она лежит в отделении медицинской онкологии с серьезной хирургической проблемой, а у нас мало опыта с такими междисциплинарными случаями при пересадке костного мозга. Из-за перфорации кишечника случай Шейлы явно выходит за пределы моей компетенции, равно как и за пределы компетенции ее лечащего врача, доктора Мартина.

И тут меня захватывает с головой чувство вины. Почему я всего этого не предвидела? Почему я не знала? У хорошей медсестры должна быть развита интуиция – я в этом просто уверена. Я прослушала живот Шейлы, однако, очевидно, мне следовало прислушаться более тщательно, более усердно поразмыслить над тем, что я делала. Мой мозг явно был слишком увлечен ее антифосфолипидным синдромом. Неужели я не задумалась о причине боли в животе у Шейлы, так как надеялась, что уход за ней поможет мне лучше разобраться в механизмах свертывания крови и редких заболеваниях крови? И не поэтому ли я так тянула с тем, чтобы послушать ее живот?

Что ж, я действительно узнаю много нового, только совсем не то, на что рассчитывала. Несколько лет назад в палате Шейлы у меня лежала пациентка, которая корчилась и стонала от сильнейшей боли в животе. Ее муж был еще тем крикуном – одним из тех, кто привык добиваться своего, перекрикивая всех остальных.

Я вызвала по пейджеру клинического ординатора онкологии, потому что ее муж настаивал на том, чтобы ее осмотрел, как он выразился, «настоящий врач». Ординатор пришел, провел осмотр, и хотя ничто не указывало на необходимость проведения КТ, деваться ему было некуда. Независимо от результатов его осмотра этой женщине просто обязательно должны были сделать КТ, и она ее получила. Ее кишечник не был закупорен даже частично, и уж определенно никакой перфорации не наблюдалось. Рак сам по себе способен вызывать ужасные боли, и она только и нуждалась, что в обезболивающих, которые и без того просила в большом количестве.

Теперь я понимаю, что этот случай врезался у меня в память как яркий пример ничего не значащих криков и бешенства. Я совершила ошибку, приравняв громкость к страданиям, в первую очередь пойдя на поводу у воинственно настроенного мужа. Его вопли стимулировали мое беспокойство по поводу его жены, что было совершенно нормально, однако когда мы подтвердили, что кишечник его жены функционирует совершенно нормально – по крайней мере, если судить по КТ, – то я сделала этот случай своей отправной точкой, не удосужившись хорошенько поразмыслить над произошедшим. В той ситуации было много криков и никакой перфорации, следовательно – сделала я вывод, – настоящая перфорация должна сопровождаться еще большими стонами и криками.

Психолог назвал бы это реактивным образованием: из-за моей чрезмерной тревоги по поводу несуществующей перфорации кишечника я убедила себя, что если у кого-то на самом деле будет перфорация, то страшная боль не будет давать этому пациенту усидеть на месте. Теперь же я понимаю, как глубоко заблуждалась.

Дороти вылечилась и теперь отправляется домой. Мистеру Хэмптону назначили ритуксан, и я переживаю, что он принесет больше вреда, чем пользы, ну или как минимум отправит его в интенсивную терапию. Кандас вообще не угодишь, однако, разумеется, я хочу, чтобы у нее все прошло хорошо. И вот теперь Шейла, на примере которой я рассчитывала научиться чему-то новому, оказалась неотложным случаем замедленного действия.

Мой телефон звонит. «Медицинская онкология. Тереза».

Это интерн. Она уже в курсе про обеспокоенного радиолога. «Прекратите давать ей аргатробан», – говорит она мне. Она звучит напуганной, либо же, подобно мне, чувствует себя виноватой, так как даже не предположила наличие перфорации. Это совершенно иррационально, однако среди работников здравоохранения есть люди вроде меня, которые думают, будто они могут быть всеведущими.

«Если мы прямо сейчас прекратим ей давать аргатробан, то понадобится еще несколько часов, чтобы полностью вывести его из организма. Только тогда они смогут ее прооперировать», – на этих словах она вешает трубку.

Я кладу телефон обратно в карман и думаю о том, кому придется рассказать Шейле эти ужасные новости. Мне? Я бы рассказала, однако у нас по-прежнему нет какого-то конкретного плана действий, и мне не хочется лишний раз ее нервировать, при этом даже не имея возможности объяснить, какие в ее распоряжении имеются варианты. К тому же я почти ничего толком не знаю об операции, которая ей потребуется.

Мой телефон снова звонит.

– Привет, это Питер. За Шейлой Филдс ты ухаживаешь?

– Да, – говорю ему я. Мой мозг уже почти полностью осознал всю серьезность ситуации. По телефону со мной разговаривает Питер Койн – старший хирург, по совместительству являющийся моим другом. Чаще всего люди про него говорят: «Я обожаю Питера Койна». Он опровергает распространенный стереотип по поводу того, что все хирурги чрезвычайно заносчивы. Он просто душка и большой поклонник дурных каламбуров, а также совсем неудачных шуток, над которыми я вечно безудержно смеюсь. Тот, кто назначил Питера хирургом Шейлы, сделал для нее доброе дело.

Мы познакомились с ним пару лет назад во время телефонного разговора. Он установил одному из моих пациентов хирургическим путем постоянный внутривенный катетер – трехпросветный катетер Хикмана, – и мне нужно было узнать, безопасно ли его использовать. Я была тогда совсем новенькой и еще плохо разбиралась в строгой больничной иерархии. Я принялась обзванивать всех подряд, чтобы узнать насчет катетера моего пациента, и кто-то посоветовал мне написать на пейджер доктору Койну, что я и сделала.