50 изобретений, которые создали современную экономику - читать онлайн книгу. Автор: Тим Харфорд cтр.№ 13

Мысль о том, что технологии способны сделать ненужными некоторые профессии или уменьшить их значение, не нова: по той же причине двести лет назад луддиты ломали ткацкие станки. Однако, как мы видели, термин «луддит» со временем приобрел ругательный смысл, потому что именно благодаря технологиям всегда создаются новые рабочие места вместо тех, что перестали быть нужными, причем в среднем они лучше старых. Однако для рабочих или для общества в целом такие изменения не всегда были благом. Например, одно из преимуществ банкоматов заключается в том, что у кассиров освободилось время и они занялись рекламой сомнительных финансовых услуг. Что произойдет на этот раз, пока неясно: можно предположить, что по меньшей мере некоторые профессии, оставшиеся «человеческими», деградируют.

По всей видимости, технология успешнее развивается в области умственного, а не физического труда: мозги роботов совершенствуются быстрее, чем корпусы. Мартин Форд, автор книги «Роботы наступают» ^[104], замечает, что машины уже умеют посадить самолет и торговать акциями на Уолл-стрит, но все еще не научились чистить туалеты ^[105]. Поэтому, судя по всему, проблески будущего стоит искать не в горничной Рози, а в очередном складском устройстве Jennifer Unit. Эта гарнитура до мельчайших подробностей диктует рабочим, что надо делать. Если надо снять с полки девятнадцать одинаковых предметов, она попросит взять пять, пять, пять и четыре: если сказать просто «девятнадцать», будет больше ошибок ^[106]. Раз роботы обгоняют людей в эффективности мышления, а люди лучше умеют брать вещи с полок, почему бы не подключить человека к роботизированному мозгу? Возможно, такая карьера не слишком привлекательна, но определенная логика в этом есть.

Женщин-политиков иногда обвиняют в том, что они сознательно используют свою женственность, чтобы выдвинуться в мире, где доминируют мужчины. Фрэнсис Перкинс так и поступала, но весьма необычным образом: она старалась напоминать мужчинам их матерей. Носила простую треугольную шляпку и оттачивала свои действия, внимательно наблюдая за тем, что эффективнее всего убеждает мужчин принять ее идеи ^[107].

Наверное, эти идеи вполне можно назвать материнскими — или, по крайней мере, отеческими. Любой родитель стремится защитить своих детей от горестей и бед, а Перкинс полагала, что государство должно поступать так же в отношении своих граждан. В 1933 году она стала министром труда при президенте Франклине Рузвельте. США в то время были охвачены Великой депрессией: треть рабочих сидела без работы, заработки резко уменьшились. Перкинс провела реформы, которые назвали Новым курсом. Среди них было введение минимальной оплаты труда, пособий по безработице и пенсий для пожилых людей ^[108].

Историки скажут вам, что социальное государство придумала не Перкинс, а канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк на полвека раньше. Но именно в эпоху Перкинс социальные государства во всем развитом мире стали приобретать узнаваемо современную форму; различия были в деталях в зависимости от места, времени и принятых мер. Для получения одних благ следовало платить взносы в государственную систему страхования, другие обеспечивало место жительства или гражданство. Одни преимущества были универсальными и обеспечивались всем независимо от доходов, а другие привязывались к материальному положению: приходилось доказывать соответствие критериям бедности.

Все социальные государства объединяет одна фундаментальная идея: ответственность за то, чтобы люди не умирали на улицах от голода, лежит не на семье, не на благотворительных организациях и не на частных страхователях, а на правительстве. У этой идеи были и противники. Ведь, в конце концов, даже материнская опека бывает чрезмерной. Любой родитель подсознательно чувствует баланс: надо защищать, но не баловать, воспитывать стойкость, а не зависимость. А раз чрезмерная родительская опека тормозит развитие личности, может быть, слишком щедрое социальное государство помешает экономическому росту?

Это опасение обоснованно. Представьте себе мать-одиночку с двумя детьми. Она может соответствовать критериям для различных пособий: на жилье, на детей, по безработице. Имеет ли она право брать у системы социальной защиты больше, чем получала бы, работая за минимальную зарплату? В 2013 году как минимум девять европейских стран ответили на этот вопрос утвердительно. Далее, этой гипотетической женщине может быть выгодно и работать, и получать пособия, однако в трех странах — Австрии, Хорватии и Дании — она платила бы почти стопроцентный налог. Таким образом, если она начнет подрабатывать и заработает немного лишних денег, она тут же потеряет их из-за сокращения пособий. Во многих других странах ставка налога для людей с низкими доходами намного превышает 50 процентов, отбивая у них всякую охоту трудиться ^[109]. Такая «социальная ловушка» вряд ли разумна.

Впрочем, справедливо полагать, что социальные государства могут улучшить производительность экономики. Если человек потерял работу, благодаря пособию по безработице он не станет хвататься за любое предложение: у него появляется время, чтобы поискать место, где можно оптимально использовать свои умения. Предприниматели пойдут на более серьезный риск, понимая, что банкротство не станет для них катастрофой: они по-прежнему смогут обеспечить своим детям образование и получить медицинскую помощь в случае болезни. В целом здоровые, образованные рабочие обычно более производительны. Иногда раздача благ дает неожиданный положительный эффект: когда южноафриканские бабушки начали получать пенсии, их внучки стали вырастать более здоровыми ^[110].

Так ускоряет социальное государство экономический рост или подавляет его? На этот вопрос не так-то легко ответить: в системе много гибких элементов, и все они влияют на рост многими способами. В конечном же счете получается ничья: позитивные и негативные эффекты уравновешиваются ^[111]. Социальное государство меняет не сам пирог, а то, как его делят ^[112], и это помогает сдерживать неравенство.