Легенды крови и времени - читать онлайн книгу. Автор: Дебора Харкнесс cтр.№ 48

– Я пытался ей рассказать. Уж не помню, сколько раз, – сокрушенно ответил Маркус. – Но Фиби отказывалась слушать рассказы о моем прошлом. Ей хотелось самой узнать обо мне – через мою кровь.

– Легенды крови – еще более ненадежный источник сведений, чем вампирские воспоминания, – покачала головой Изабо. – Напрасно ты поддался на ее уговоры и ничего не рассказал о себе. Уж тебе ли не знать? Ты следовал голосу сердца, а не разума.

– Я уважал ее желания! – воскликнул Маркус. – Бабушка, ведь это ты посоветовала мне прислушиваться к нему. Я добросовестно следовал твоим советам.

– Один из признаков взросления и приобретения мудрости – это когда ты начинаешь понимать, каким советам надо следовать, а какие можно пропустить мимо ушей.

Изабо с наслаждением потягивала шампанское. Глаза у нее сверкали. Моя свекровь явно что-то задумала, но, зная характер Изабо, я не стала даже пытаться это выведывать. Я намеренно переменила тему:

– Маркус, а что означает «настоящий отец»? – Вампирский семейный словарь порой не отличался точностью, и я хотела убедиться, что правильно поняла смысл. – Ты только что говорил о настоящем отце. Обадия был твоим биологическим отцом. Разве в терминологии вампиров это не одно и то же?

– Нет. – (Цветные нити, окружавшие Маркуса, темнели; темно-синие и пурпурные сделались почти черными.) – Это никак не связано с терминологией вампиров. Настоящий отец – это мужчина, который учит тебя всему, что необходимо знать о мире и способах выживания. Зеб и Джошуа куда больше годились на роль настоящих отцов, чем Обадия. И Том тоже.

– Я нашла в Интернете ряд документов, касающихся лета тысяча семьсот семьдесят шестого года. Они связаны с отменой запрета на прививки в Массачусетсе, – сказала я, желая увести разговор в более безопасное русло, чем отцы и дети. – Твои воспоминания точно соответствуют этим материалам. Вашингтон и конгресс находились в панике, боясь, что эпидемия оспы уничтожит всю армию.

– Их страхи подтвердились, – ответил Маркус. – До генерала Вашингтона и его армии я добрался лишь к началу ноября. Сезон боевых действий заканчивался. Однако переход на зимние квартиры только множил число смертей. В то время мир для армии был куда опаснее войны.

– Опасность заражения, – подхватила я. – Конечно, в условиях лагеря, при такой скученности, оспа распространялась со скоростью лесного пожара.

– Другой проблемой было почти полное отсутствие дисциплины, – сказал Маркус. – Выполнялись лишь приказы, отдаваемые лично Вашингтоном. Я был далеко не единственным парнем, сбежавшим из дому в поисках приключений. Но на каждого беглеца, влившегося в ряды армии, приходилось два дезертира. Приток новобранцев и дезертирство были настолько велики, что учет попросту отсутствовал. Командиры не знали численности своих отрядов. Какого полка тот или иной солдат, откуда он родом – подобных записей вообще не велось.

– Ты послушался совета Джошуа и отправился в Олбани? – спросила я.

– Да. Но армия оттуда уже ушла. Они двинулись на восток, к Манхэттену и Лонг-Айленду.

– Поступив в армию, ты влился в лекарский корпус? – спросила я, горя желанием соединить обрывки сведений в целостную картину.

– Не сразу. Сначала я примкнул к роте стрелков. Более месяца я шел только по ночам. Один, пугливый, как новорожденный жеребенок. Когда со мной заговаривали, я вздрагивал. Я был полностью уверен, что меня схватят, вернут в Массачусетс и заставят отвечать за смерть отца. Но филадельфийские Ассоциаторы приняли меня без вопросов. Так я в первый раз заново родился.

«И не в последний», – подумала я.

– У меня появился новый отец – лейтенант Катберт. Вместо одной сестры – много братьев. Можно сказать, у меня даже появилась новая мать. – Маркус тряхнул головой. – Немка Герти. Боже, я ведь десятками лет не вспоминал о ней! И о миссис Отто. То была потрясающая женщина. – Лицо Маркуса помрачнело. – Но в моей новой жизни было по-прежнему слишком много правил и слишком много смертей. А свободы – драгоценные крохи, – добавил он и замолчал.

– А что произошло потом? – задала я наводящий вопрос.

– Потом я встретил Мэтью, – без обиняков ответил Маркус.

Январь – март 1777 года

Маркус смотрел в прицел винтовки, которая появилась у него в прошлом году после Банкер-Хилла. Целился он в голову Георга III. Холст с изображением короля был приколот к дереву обломком штыка.

– Бить в глаз или в сердце? – спросил у зрителей Маркус, выбирая место для выстрела.

– Все равно не попадешь, – насмешливо ответил один солдат. – Картиночка-то далеко.

Но Маркус нынче был куда более метким стрелком, чем прошлой осенью, когда лишил отца жизни.

Лицо короля само собой превратилось в лицо отца.

Маркус спустил курок. Винтовка с грохотом выплюнула пулю. Когда дым рассеялся, между глаз короля Георга темнела дырка.

– Торопитесь сделать меткий выстрел, ребята!

Адам Свифт, будто ярмарочный лицедей, с шапкой обходил собравшихся. Этот умный, плутоватый ирландец постоянно развлекал половину Колониальной армии своими песенками и проделками.

– За полпенни вы купите шанс убить короля. Внесите свой скромный вклад в дело свободы. Заставьте Джорджи заплатить за содеянное.

– Я хочу быть следующим! – крикнул четырнадцатилетний голландец Вандерслис.

Он был юнгой на корабле, пришедшем в Филадельфию. Едва корабль причалил, Вандерслис сбежал и вскоре примкнул к Ассоциаторам.

– Тебе не из чего стрелять, – заметил Свифт.