А разве Анна могла понять ту радость, которую они испытали, когда Маурицио повысили и, кроме обычной работы на кладбище, ему начали поручать помогать одевать и укладывать покойников. И как он гордо выложил на стол чаевые, которые получил в первую же неделю.
Разве Анне была известна та изможденность, которая вечерами доходила до предела, и то, как, убаюкав Сабри на их общей постели, они садились ужинать на холодной съемной кухне и ели простые спагетти без сыра, поливая их вместо соуса оливковым маслом. Единственное, в чем они не могли отказать себе, это в капельке вина, которое они покупали оптом у знакомого итальянца, и эти полстакана красного вина, привезенного с родины, так ударяли им в головы страстным желанием, что, несмотря на усталость, они начинали раздеваться, еще не дойдя до постели, где тихо посапывала заснувшая Сабри, и занимались любовью неистово и дико.
Козима всегда стремилась, чтобы «все было, как у людей», и, похоже, достигла этого. И можно было бы жить спокойно, но теперь вступало второе правило – «а что люди скажут?». И вот с этим становилось все труднее. Сабрина, которая, как она знала, влюбилась в Ивано и была готова на все, чтобы заполучить его, совсем перестала принимать всерьез замечания матери, хотя была воспитана в лучших традициях этих двух правил, и несгибаемая Козима видела, как дочь выходит из-под ее неустанного контроля.
А Анне было наплевать на все! Так, очень скоро после смерти их матери, родив непонятно от кого, она ходила по Аверане даже не опустив головы. И самое удивительное, что здесь, на юге Италии, где каких-то десять-пятнадцать лет назад были готовы забросать камнями любую брошенную девушку, не говоря уже о родившей без мужа, Анну не только никто не посмел высмеять или оскорбить, но соседи даже готовы были навязаться в помощники, как будто напрочь забыв, что она опозорила себя незаконным рождением девочки. А самым болезненным для Козимы было то, что даже с маленькой дочкой та не сильно утруждала себя, а очень скоро пригласила помощницу, которая до сих пор периодически помогала ей по дому.
Козима помнила, как перед самой смертью мать пыталась объяснить ей что-то, но говорила уже с трудом, и из этих не очень связных фраз Козима почти ничего не разобрала. Содержание завещания было уже известно, и она восприняла их скорее как бред умирающей. Но потом, по прошествии времени, Козима часто возвращалась к этим словам, сказанным матерью в последний день своей жизни, и пыталась разгадать их смысл уже на основе найденных ею старых документов и писем.
А теперь вот Сабрина… Почему так повторяется судьба? Козима видела, как выросла Беа за это лето, как превратилась в маленькую женщину, и, как ни любила она свою дочь, было ясно, что из двух девушек Ивано выберет Беатричу.
Она спускалась вниз по лестнице и с ужасом думала о том, что увидит в гараже.
Беатрича как-то неуклюже лежала на полу, на шее еще был затянут ремень, под которым на коже уже отпечаталась сизая полоса, яркая сумка валялась тут же, и под ногами похрустывали осколки стразов с телефона.
Сабрина невнятно пыталась объяснить, какую сцену она застала, но Козима уже догадалась обо всем. Взгляды, которые бросал Маурицио на Беа, она не могла не заметить, но гнала от себя эти мысли и просто не позволяла себе поверить, ведь здесь вступало в силу правило жизни – «а что люди скажут?».
Она медленно протянула руку и пощупала пульс – и вдруг, о чудо! Эта маленькая жилка на шее, она еще билась, правда, очень редко и неуверенно. По выражению лица матери Сабри поняла, что Беа еще жива, и попятилась назад, как будто это испугало ее гораздо больше, чем если бы они обнаружили уже холодный труп.
Козима смотрела на лежащую на цементном полу Беа, и вдруг последние слова матери обрели смысл. Так вот почему еще в детстве ей казалось, что родители заигрывали с Анной, как будто в чем-то зависели от нее! Вот почему они давали ей больше свободы и почти не наказывали, как Козиму! Вот почему они не тыркали сестру, чтобы она скорее выходила замуж, а даже наоборот, давали понять – «совсем не надо спешить», как делали это с ней, Козимой, постоянно повторяя, что «нечего носом крутить, главное, чтобы мужик был работящий!». Вот почему каждый последний день месяца мать ходила на почту, после чего даже в самые безденежные дни у них в холодильнике появлялось мясо и йогурты, которые они так любили! Вот почему родителей так беспокоило, во что одета Анна, когда они всей семьей ходили в гости! Вот почему, даже когда они повзрослели и у Анны родилась дочка, ее совершенно не волновало наличие денег! А еще эти письма и документы, которые Козима нашла запрятанными в самый дальний угол комода – и тут в одно мгновение все сложилось, как пазл…
Она, Козима, тоже могла быть богатой, если бы не Беа! Ад зависти, в котором она жила все эти годы, должен подойти к концу вместе с жизнью этой девочки, и она освободит от нее Сабрину и Маурицио.
Козима отняла пальцы от бьющейся жилки, сняла с гвоздя старый ватник, пахнущий машинным маслом, и, положив его на лицо Беатричи, крепко прижала двумя руками. Еще удерживая его на теле Беа, Козима бросила на Сабрину долгий пронзительный взгляд, как бы заключая молчаливый союз между ними.
– Все. Беги за отцом! Пусть увезет и спрячет!
Но язык вдруг как будто разбух во рту, и она не смогла назвать еще не остывшее тело своей племянницы трупом, не смогла вслух произнести ее имя и сипло повторила – «пусть спрячет» – и, обессилев, прислонилась к стоящему здесь же трактору.
Глава 50
Лола увидела, как к заправке подъезжает спортивная «Альфа Ромео» и, не выдержав, замахала руками. А когда из машины вышел Пино в белоснежной рубашке и, щурясь на солнце и поправляя черные как вороное крыло волосы, оглянулся, пошла навстречу все быстрее, быстрее, совсем забыв о том, что хотела быть сдержаннее. Солнце так слепило глаза, что он увидел ее, когда она была уже совсем рядом. Застыв на секунду, как от потрясающего зрелища, которое являла собой Лола, он вдруг распахнул руки и рывком сильно прижал ее к себе, медленно проведя рукой по затылку и пропустив волосы струей между пальцами, чуть потянул их вниз так, чтобы увидеть ее лицо. «Да, я у тебя в кармане, и ничего с этим не поделаешь. Да, я хочу видеть тебя всегда, да, черт побери, я люблю тебя», – прочитала Лола в его глазах. Он закружил ее, как маленькую, и, осторожно поставив, поцеловал так, что Лола будто погрузилась в другое измерение и совершенно забыла, где она находится. И если бы случилось землетрясение – самая частая из всех природных катастроф в Италии – или попросту кирпич грохнулся бы ей в этот момент на голову, она не почувствовала бы ничего, кроме восторга и нежности, и умерла бы, наверное, от счастья, прибитая кирпичом или зажатая обломками в обнимку с Пино в расщелине разверзшейся земли.
«А что будет, когда я займусь с ним любовью?» – мелькнуло в голове у Лолы, когда он ослабил хватку.
– Эй, не задохнись смотри!
– Давай-давай, заваливай прямо здесь в машину!
– Браво! Молодец! – И кто-то даже зааплодировал.
Почему-то на итальянском все эти реплики совсем не звучали обидно, и, оглянувшись на смеющиеся лица, она подумала – неужели они так долго целовались, что собрали очередь из машин на совершенно пустой заправке. Удивительным было еще и то, что все подъехавшие, видимо, полностью забыли про бензин, и никому даже в голову не пришло возмутиться тем, что они перегородили подъезд к колонкам.