Рагнара Лодброка надежно охраняли. Напоследок я еще раз окинул взглядом помещение, где знаменитый дан провел свои последние дни.
– И ты был одним из тех двух стражников? – спросил я.
– Абсолютно точно, господин, – ответил караульщик. – Меня зовут Эгберт.
Он нервничал и изо всех сил старался понравиться, непривычный, что его расспрашивают незнакомые люди. Волнение провоцировало у него непроизвольные хрипы. Посреди небритого лица вперед выдавался крупный кривой нос.
– Эгберт? – удивленно переспросил Ярвис. – Это ведь королевское имя.
– Да, господин. – Тут Эгберт впервые улыбнулся, обнажив за потрескавшимися губами всего пару зубов. – Моя мать пришла сюда из Уэссекса, чтобы выйти замуж за отца, здешнего торговца. И все их восемь детей были названы в честь кого-то из королей или королев, правивших на родине матери. Мы выросли в Эофорвике, но в бедной части города. Когда отец получил работу в епископстве, мы обрели счастье.
– Эгберт, расскажи нам про Рагнара Лодброка, – прервал я его семейную историю.
– Что именно про него рассказать, молодой человек?
Караульная служба не предполагала ни интеллекта, ни кругозора, ни чуткости. Я попытался уточнить свой вопрос.
– Как он себя чувствовал, чем питался, насколько часто покидал помещение.
Эгберт пожал плечами, после чего дал краткий и абсолютно ничего не прояснивший ответ.
– Самочувствие у пленника было нормальное. Он ел ту еду, что ему приносили. Выходил редко.
Ярвис осторожно коснулся моей руки и взял роль допросчика на себя.
– Я думаю, мой юный друг хочет узнать, как вел себя Рагнар Лодброк в плену. Быть может, он выражал недовольство тем, что его заперли в четырех стенах?
– Недовольство? – Эгберт глухо зажужжал. Я понял, что так звучит его смех. – Это еще мягко сказано. Он ворчал не переставая. Ругал еду, комнату, нас, охранников. Своих товарищей, бросивших его на произвол судьбы. Пиво саксов, которое он тем не менее поглощал с огромной скоростью. А оно крепкое, будь здоров.
– То есть он говорил на вашем языке?
– Он произносил слова как-то чудно́, но вполне понятно.
Неплохое знание иностранных языков, которым обладали сыновья Лодброка, имело объяснение. А вот как их отец сумел выучить наречие саксов, было непонятно. Переступив высокий порог, мы вышли в промозглый серый день, покинув дом, который люди Осберта основательно прочесали двумя неделями ранее во время попытки захватить власть. Он стоял в задней части епископства, примыкавшей к северному углу городской стены. Эта территория представляла собой большой сад с множеством деревьев, кустарников и даже с небольшим прудом. И хотя трава уже по-осеннему пожелтела, а листва деревьев стала багровой, еще можно было себе представить, насколько великолепен сад в период цветения.
Стоял первый день ноября – День Всех Святых, и епископ, священники и монахи епископства собрались в церкви Святого Петра, где прославляли святых, когда-либо принявших смерть за Белого Христа. Ярвис оставил Этельберта у алтаря и встретил меня у входа. На пару часов территория епископства полностью переходила в наше с ним распоряжение.
– Рагнар Лодброк был самым сложным пленником из тех, что находились здесь, – рассказывал Эгберт. – А ведь ему жилось гораздо лучше, чем остальным. Вообще этот дом использовался для поселения уважаемых гостей, приходивших к нам издалека. Я бы сам не отказался от такого «заточения»: кормежка два раза в день, пиво, сколько влезет в глотку, а ко всему прочему – рабыня для плотских утех. Уж от меня вы бы точно ни за что не услышали бы о побеге.
– И что, Рагнар часто говорил о побеге?
Эгберт пожал плечами.
– Только когда был пьяным. А пьяным он был большую часть времени. – Он сжал почти беззубые челюсти и посетовал на несправедливость судьбы. – Как бы то ни было, мы обходились с ним хорошо. Такова наша обязанность, да он и не скучал. Постоянно рассказывал нам всякие истории.
– Какие истории? – уточнил Ярвис.
– Ему нравилось болтать о самом себе и своих подвигах. Например, как он сражался с двумя драконами, чтобы освободить королевскую дочь, которую затем взял себе в жены. О валькириях и кровавых битвах, из которых он непременно выходил победителем. О другой королевской дочке, одетой в рыбацкую сеть.
– А ты не верил во все эти истории?
Эгберт вновь пожал плечами. Такова была его стандартная реакция на заданный вопрос, лишь потом он облекал свой ответ в слова.
– Занятные небылицы, но понятно, что это фантазии чистой воды.
– Каким же образом тебе это было понятно?
– Да тут и понимать нечего. Драконы и уступчивые королевские дочки? Красавицы-валькирии в кольчугах? Разве кто-нибудь когда-нибудь видывал такую чепуху? Но самое главное – сказки о городах и странах, которые, по его словам, он грабил.
– О городах и странах?
Техника выведывания информации, которую применял сгорбленный послушник, основывалась на веренице вопросов и демонстрации глубокой заинтересованности – наивной душе сложно противостоять такой комбинации приемов. Эгберт охотно выкладывал все как на духу.
– Ну да, чего стоит его рассказ о том, как он чуть ли не в одиночку захватил Париж. Конечно, франки – не самый расторопный народ. Если вы понимаете, о чем я.
Он глухо рассмеялся. Мы улыбнулись со знанием дела. Бездарность франков была общепризнанным фактом.
– И все же никто бы не поверил в реальность подвигов, которыми хвалился Рагнар. Он утверждал, например, что убил в поединке отца короля Эллы, Хейма. Но все знают, что Хейм умер своей смертью и в собственной постели. Помимо этого, он уверял, что завоевал Шотландию, Южные и Оркнейские острова. Да только шотландцы по сей день такие же дикари, какими всегда были, а островами, как известно, впрямь управляют скандинавы, ибо никто больше не желает там селиться. Но только люди из Норвегии, а не даны. Но Рагнар объяснил это тем, что он захватил и Норвегию и сам назначил там короля, а также сказал, что сомневающиеся могут отправиться в графство Оркни и спросить там об этом у первого попавшегося на глаза скандинава, если, конечно, не побоятся за свою жизнь.
Эгберт разговорился и более не нуждался в подбадривании. Слова лились из его уст непрерывным потоком.
– И еще – все свои завоевания Рагнар осуществлял с помощью флота, армия его состояла не только из могучих воинов, но включала и юношей, и стариков. Он рассказывал, как бросал клич в своем королевстве, вынуждая каждого домовладельца отправлять в его войско сына, которого тот меньше всего ценил, или самого ленивого и ненадежного раба. И с опорой на такую армию Рагнар завладел столь огромной территорией. Да только я не глупее других и сразу понял – он говорит так, чтобы дать понять: самый убогий дан по своей доблести превосходит самого отважного представителя другой народности, в особенности нас, саксов. А это чересчур смелое заявление.