Дунайские волны - читать онлайн книгу. Автор: Александр Харников cтр.№ 25

– У русских сейчас только два выхода в открытое море – Датские проливы и Босфор с Дарданеллами. Конечно, есть еще и Белое море, но оно сковано льдами с ноября по апрель, да и после этого можно будет закупорить его горловину. А на Тихом океане у них только Петропавловский порт, и адмирал Прайс, скорее всего, уже взял его. Был еще Охотск, но он давно уже захирел. Да и нет у русских наземного сообщения с тамошними портами – разве что в Охотск еще можно добраться за несколько месяцев, путешествуя по непроходимой тайге и болотам. А в Петропавловский порт кроме как по морю не попадешь.

Босфор с Дарданеллами надежно закупорены, кроме того, в узких местах мы поставим береговые батареи. Остаются Датские проливы. И вот тут-то мы и потребуем у датчан присоединиться к блокаде и запретить проход не только военных кораблей, но и любых грузов из России либо для России, вне зависимости от порта приписки корабля, перевозящего эти грузы.

– Но датчане настроены вполне дружественно к России. Ведь именно Россия вмешалась в войну Дании и Пруссии, послав в Скагеррак свою эскадру. И русские стали гарантами территориальной целостности Дании.

А про себя он подумал, что Франция и Англия тоже являются гарантами нерушимости датских границ.

– Посмотрим, как они запоют, когда у Копенгагена появится наша эскадра, – ухмыльнулась Виктория. – Наш флот даст понять датчанам, что либо они делают то, что мы от них хотим, либо мы «копенгагируем» их столицу в третий раз. Время на размышление – сутки. Можно даже сделать залп-другой, чтобы они прониклись.

– Но датчане после этого нас возненавидят.

– Oderint, dum metuant ^[22], – похоже, королева вспомнила сегодня уроки латыни, которую она изучала в совсем юном возрасте. – Они и так нас ненавидят лютой ненавистью. А вот что-либо против нас сделать – кишка тонка. Да и морковок ^[23] им можно подбросить – торговых преференций, например. А когда разберемся с датчанами, поработаем с пруссаками, голландцами и бельгийцами. Вряд ли они будут настроены на активное противостояние нам. Преференции, кстати, можно оставить для голландцев и бельгийцев… Так ты сможешь прислать хотя бы несколько кораблей? Чтобы датчане сразу поняли, что надеяться им не на кого.

– А как быстро это нужно сделать?

– Видишь ли… Промедление может привести к появлению русского флота у берегов Дании. Поэтому действовать надо как можно быстрее, прямо сейчас. В Портсмуте уже готова эскадра для этой операции. Она выходит в море уже послезавтра.

– Тогда могу помочь только тем, что у меня в Кале, – Наполеон огорченно развел руками. – Только я боюсь, что это оголит наше северо-восточное побережье…

– А кого вам бояться? Русских не будет, с нами и нашими бывшими заокеанскими колониями у вас хорошие отношения, испанцев и португальцев можно не брать в расчет, да и у голландцев флот уже не тот. Тем более, как я слыхала, у вас скоро появится несколько десятков новых кораблей.

Наполеон кивнул.

– Хорошо, Виктория. А что насчет Черного моря? По моим агентурным данным, австрийцы уже начали вывод войск из Дунайских княжеств. Как только они уйдут, русские снова туда вернутся. Полагаю, что их операция начнется в течение месяца.

– У меня такая же информация. Вероятно, они опять возьмут Толче, и далее будут осаждать Силистрию. Возможен и удар по Бабадагу и оттуда по Кёстендже. Либо вдоль Дуная на Рущук.

– Предлагаю усилить гарнизоны этих городов нашими войсками и артиллерией. Тем более что турки уже просили об этом.

– Хорошо, пусть будет так. Если вы позаботитесь о Силистрии и Рущуке, то мы усилим гарнизон Кёстендже и переведем туда часть флота из Варны.

– Согласен, Виктория. И как ты блестяще разбираешься во всех этих военных вопросах! – Наполеон не смог сдержать восхищения. – Если бы ты не была бы королевой, то из тебя получился бы отличный полководец.

Виктория скромно потупила взор и таинственно улыбнулась, после чего сказала:

– Ну, тогда давай позовем наших сопровождающих. Ведь все, что нам было нужно, мы обсудили. Дадим и им блеснуть свои красноречием…

19 октября 1854 года.

Париж, пивная «La Mère Catherine»

Игнаций Качковский, «Польша молодая»

Мой дед, Игнаций Качковский, был офицером армии Наполеона. Вместе с ней, он ушел в 1812 году в поход против России, где и остался лежать под Малоярославцем. А в Париже у него остались жена и сын, Анджей Качковский, мой будущий отец.

Отец пошел по стопам деда и тоже стал офицером. После двух ранений в Северной Африке его отправили лечиться на родину, в Париж. Тогда же он женился на моей маме, и у них родились сначала я, а потом и моя сестра. Но когда в 1830 году началось Ноябрьское восстание в Польше, он, несмотря на ранения, уехал воевать с русскими, где погиб в битве при Остроленке. Как потом рассказал один из его сослуживцев, его попросту бросили на поле боя. Когда его наконец подобрали русские, было уже поздно что-либо сделать, хотя они и попытались. Умер он не от ранения, а от того, что его при бегстве затоптали копытами обезумевшие от страха уланы.

Хоть маме деятели эмиграции и обещали назначить пособие за погибшего отца, ни сантима она так и не увидела. Зато получила небольшую пенсию от французского государства, как вдова офицера, раненного во время боевых действий. Тем не менее средств постоянно не хватало, и маме пришлось продать дом на окраине Парижа и переехать в один из пригородов, а также открыть швейную мастерскую, где ей помогала сестра. После этого у нас появились хоть какие-то, но деньги, и меня отправили в школу.

Через несколько лет мама вышла замуж за какого-то польского поэта. До свадьбы он дарил ей и нам подарки, обещал составить мне протекцию в будущем при поступлении в высшее учебное заведение, уверял маму, что его поэзия столь гениальна, что ей не придется работать. Но не успели они пожениться, как мне было объявлено, что на мое дальнейшее обучение денег нет.

Мне было шестнадцать лет, и я пошел служить в армию по контракту, став зуавом. После ранения в Алжире я ушел в запас в чине сержанта. Но когда я приехал домой, то обнаружил, что мама до сих пор работает, сестра ей помогает, а ее новый муж лишь лежит на оттоманке и пишет стихи. Более того, и у мамы, и у сестры на лицах были свежие синяки, а на сестру ее «папочка» бросал столь откровенные взгляды, что я заподозрил худшее. Но стоило мне лишь открыть рот, чтобы возмутиться, как «великий поэт» попросту выгнал меня из дома, а мама присовокупила, что больше я ей не сын.

Какие-то деньги у меня оставались, и я решил не спешить с поиском службы. Память отца и жгучее желание отомстить русским привели меня в «Коло Польске», кружок, созданный генералом Людвиком Мерославским для подготовки новой освободительной войны с азиатскими варварами. Через два-три месяца ко мне подошел некто Михал Коморовский и попросил меня остаться после одного из собраний. Он расспросил меня про отца, про службу в армии – ему почему-то понравился тот факт, что я был чемпионом своей части по стрельбе. А потом он вдруг спросил: