Осада Монтобана - читать онлайн книгу. Автор: Жюль Ковен cтр.№ 68

— Не сердитесь, друг Лагравер. Я отказываю единственно потому, что кинжал этот не мой, и дан мне на время. Он принадлежит моему старшему брату Роберу, в чём вы можете удостовериться, взглянув на графский герб, вырезанный на головке. Но если он вам нравится, я попрошу Робера, как скоро с ним увижусь, отдать его вам.

— Благодарю заранее, — ответил собеседник, нахмурив брови.

— Вы ещё не довольны? — продолжал Урбен.

— Что прикажете делать? — возразил он добродушно, — у меня все замашки избалованного ребёнка. Когда мне чего хочется, то я не имею покоя, пока не добьюсь желаемого. Но оставим это.

— Вы правы, нам надо заняться вещами поважнее. Как ваши поручения?

В эту минуту трактирный слуга принёс заказанную пинту вина, поставил по оловянному стакану по обе стороны кувшина и отошёл к остальным посетителям таверны, толпившимся в середине залы.

— Пью за мой двойной успех! — сказал мнимый торговец, наполнив оба стакана.

— Так вы всё исполнили удачно? — с живостью спросил Урбен, который отпил не более одного глотка из своего стакана.

— Вполне. Принц Фридрих Генрих получил депешу французских генералов и маркиз Рюскадор... — тут он внезапно замялся.

— Не опасайтесь быть нескромным, — сказал ему Урбен с грустью. — От дела, которое я вам доверил... Полковник Робер и я, мы знаем вину Анри. Увы, мой несчастный брат уже искупает её. Он арестован обер-аудитором как дезертир.

— Так вот почему я нахожу вас, а не его на условленном месте! Какое несчастье! А я-то спешил его порадовать известием, что ничего не будет открыто. Близ Динана я нашёл человека, который взялся передать письмо полковника мессиру Бозону и сообщить ему, что посланный к нему гонец вывихнул себе ногу за два лье до города. Сокольничий тотчас прислал мне с тем же человеком этот короткий и ясный ответ: «Я еду в Париж». Всё шло так отлично! Несчастный случай с Анри совсем испортил мою радость.

— Безумство виконта имело ещё другое пагубное последствие, — прошептал кавалер Урбен. — Желая оправдать брата, Робер вмешался в это дело, и маршал посадил его под арест, только завтра утром он будет отпущен.

— Так когда же и как дам я ему отчёт о моих двух поездках?

— Расставшись со мною теперь, вы вернётесь в Бренский замок подземным ходом. С завтрашнего утра ждите возвращение графа в его полк. Тогда передайте ему всё, что вы исполнили в Динане и Маастрихте, он и решит, что вам делать дальше.

— Разве вы не вернётесь со мной в квартиру полковника, Урбен?

— Нет, мне предстоит трудное предприятие, к которому я приступлю в полночь и которое с помощью Божьей будет исполнено в двадцать четыре часа.

— Счастливец!

— Опять зависть, Морис!

— Сознаюсь, я пристрастился к опасным приключениям. Ребяческая прихоть, которую мне внушает всё, что нравится, теперь вся сосредоточена на опасных и затруднительных предприятиях. Чем сильнее душевное волнение, тем более оно меня пленяет. Целых четыре дня я был на волосок от смерти. Вот это я называю жизнью. Вот поэтому-то, кавалер Урбен, зависть и заговорила во мне, когда я услышал, что на вас возложено одно из тех таинственных поручений, которыми я брежу. Клянусь честью, теперь, когда я свободен, я исполнил бы его с наслаждением и с успехом.

Эта восторженная речь, исполненная духа отваги, произнесена была с таким увлечением, что удалой оратор подкреплял каждую свою фразу ударами кулака то об стол, то себе в грудь и тем заставил выскользнуть из-за камзола медальон, надетый у него на шее на тоненькой цепочке. В жару разговора он, по-видимому, не замечал этого обстоятельства.

— Успокойтесь, — сказал смеясь Урбен. — Робер вознаградит вас за удовольствие, которого я вас лишаю теперь. Что это у вас висит на камзоле?

Он заметил медальон, освещённый лампой, и увидал на нём миниатюрный портрет, который, казалось ему, напоминал обожаемые черты.

Морис взглянул вниз и удивился:

— Легка на помине, — сказал он. — Это портрет злосчастной героини, которая невольно заманила нашего бедного майора в ловушку.

— Лагравер, прошу относиться почтительнее...

— О моей сестре? Об этой ветренице, начитавшейся романов Скюдери ^[26]? Это мне нравится, ей-богу! — и он покатился со смеху.

— Так это действительно портрет Валентины?! — вскричал Урбен, наклонившись к нему. И увлекаемый безумным порывом страсти, он в ту минуту, когда Морис хотел запрятать медальон за камзол, дёрнул его так сильно, что тонкая цепочка порвалась и украшение осталось у него в руке.

— Однако я нахожу вас очень... бесцеремонным, кавалер Урбен.

Но влюблённый ничего не слышал: глаза его прикованы были к лицу, которое ему улыбаюсь сквозь стекло, окружённое серебряным ободком.

— Отдайте-ка мне эту безделушку. Почтенная сестрица вздумала украсить этой мазнёй мой медальон, под предлогом, что это, дескать, её работа, — продолжал мнимый торговец, протягивая руку через стол.

Кавалер де Трем быстро закрыл руку с медальоном.

— Подарите мне его, умоляю вас! — сказал он, совершенно потеряв голову от взгляда на обожаемые черты.

— Вы сходите с ума, кавалер Урбен, сказал с внезапным достоинством собеседник. — Слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы брат дарил портрет своей сестры человеку постороннему?

— Морис, — ласково сказал Урбен, — заговори со мной подобным тоном кто другой, даже мой брат Анри, я потребовал бы от него удовлетворения. Но вы до такой степени временами напоминаете мне Валентину, что я не могу сразиться с вами, мне всё бы казалось, что я угрожаю ударом шпаги ей самой. Итак, я ограничусь тем, что скажу вам: брат не дарит портрета сестры постороннему, когда отдаёт его жениху молодой девушки.

— Позвольте вам напомнить, что я не Эдип, — возразил торговец, — а вы со мной толкуете языком сфинкса.

— Означает это то, Морис, что я не могу винить Анри, если он погубил себя из-за вашей сестры: чувство не менее сильное повергло бы и меня в бездну.

— Вы любите мою сестру и полагаете, что и она вас любит?

— Я уверен в её любви! Валентина созналась мне в ней.

— Она немного поторопилась... с первого раза?

— О, в своей невинности она сама не понимала, какого рода чувство питала ко мне. Она не сумела бы и дать ему настоящего имени, это наивное дитя! Я сам всё угадал.

— Слава богу и за то.

— Морис, я убеждён, что она согласится отдать мне свою руку, если вы сегодня сообщите ей о моём предложении, которое я делаю вам как представителю вашего отца, неспособного по болезненному своему состоянию решить судьбу дочери.