Веспасиан сделал горизонтальный выпад мечом, парируя удар. Металл со звоном ударился о металл. Вражеский воин моментально исчез под копытами Веспасианова коня, как будто его одновременно кто-то дёрнул за волосы и лодыжки. Веспасиан же устремился дальше, увлекая за собой своих кавалеристов.
Он летел вперёд, правой рукой на скаку мечом раздавая удары и вспарывая тела врагов, — туда, где, глядя на него из-за стены воинов, стоял Тогодумн.
В следующий миг на бриттов обрушился новый залп копий, а затем, горя мщением, на них на полном скаку налетела ала кавалеристов, прорывая новые бреши в их рядах и разя противника налево и направо. Бритты дрогнули снова. Всё больше и больше варваров разворачивалось, чтобы броситься в бегство, и только Тогодумн стоял неподвижно, как скала. Глаза его источали ненависть, на круглом румяном лице застыла презрительная усмешка. Взревев, как лев, он замахнулся мечом и перепрыгнул через тех, кто шёл за ним, бросившись на Веспасиана. Тот резко дёрнул коня вправо, принимая удар на щит. Как будто стряхнув с себя оцепенение, воины Тогодумна обрушились на легионеров, находившихся с обеих сторон от Веспасиана. Раздался лязг металла, лошади встали на дыбы, фонтаном брызнула кровь, в воздух взлетели отсечённые конечности. Но взгляд Веспасиана оставался прикован к вождю варваров. Вновь развернув коня влево, он устремил его на Тогодумна. Бритт отскочил назад. Опустив меч, он крепко сжал рукоятку обеими руками и с силой вогнал клинок животному в грудь. С пронзительным ржанием конь поднялся на дыбы, вырывая меч из рук Тогодумна и стряхивая с себя Веспасиана. Тот полетел на землю и больно при этом ударился. Нырнув под передние ноги животного, Тогодумн вытащил из-за пояса нож и бросился на Веспасиана. От падения было темно в глазах, Веспасиан различил лишь, как на него прыгнула какая-то тень, однако успел откатиться влево. Вождь с глухим ударом приземлился там, где Веспасиан был всего мгновение назад. В следующий миг задние ноги коня подкосились, животное качнулось назад и, фыркнув в последний раз, рухнуло на землю.
Тогодумн повернул голову и вскрикнул. Конская туша рухнула на него, давя и круша своим весом. Послышался хруст костей, и раздавленный весом погибающего коня вождь бриттов распластался на земле. На какой-то миг лошадь дёрнулась вверх, но потом, обмякнув, рухнула снова Тогодумну на грудь. Тот остался лежать, незрячими глазами глядя в ночное небо.
И тогда на них обрушились колесницы. В людскую массу полетели тяжёлые копья. Следом за ними на римских солдат налетели свежие отряды варваров. В отчаянной попытке спасти своего вождя они неслись прямо на легионеров, взбирались на шесты своих колесниц и прыгали оттуда на всадников, выбивая их из сёдел.
Жадно хватая ртом воздух, Веспасиан вскочил на ноги, уворачиваясь от летевшей прямо на него колесницы, и повертел головой в надежде увидеть в сгущающихся сумерках посреди этого хаоса свою лошадь.
Вогнав меч в спину какому-то бритту, перерезавшему горло римскому всаднику, он схватил поводья принадлежавшего мертвецу коня и, воспользовавшись мёртвым телом, как подножкой, вскочил в седло. Понимая, что, несмотря на смерть Тогодумна, цель так и не была достигнута, а ночь тем временем вступала в свои права, он поставил коня на дыбы и крикнул:
— Отбой! Отбой!
Услышав его приказ, ближайшие к нему воины и те, что уже начали отходить, передали его команду дальше вдоль всего строя. Поскольку большая часть бриттов успела спрятаться за спасительный барьер колесниц, даже воины подкрепления, недавно вступившие в схватку, видя численный перевес противника, теперь спешили последовать их примеру. Как будто достигнув взаимного согласия, противники постепенно начали расходиться — медленно, усталым шагом, волоча за собой раненых. Вскоре на поле опустилась тишина, и лишь противоборствующие стороны смотрели друг на друга в сгущающихся сумерках.
Внезапно с другого берега реки донёсся топот ног. Это возвращался Двадцатый легион.
— Вижу, Веспасиан, вам тут пришлось несладко, — сказал Гней Госидий Гета, спешиваясь, как только когорты Двадцатого легиона перешли мост. — Но вы молодцы, сумели удержать плацдарм, даже несмотря на численный перевес этих дикарей.
Веспасиан оторопел. Он никак не ожидал удостоиться похвалы от того, кто никогда не скрывал своего враждебного отношения к нему, и поспешил скрыть своё удивление.
— Спасибо, Гета. Наши парни отлично сражались весь день.
С этими словами он оглянулся на бриттов. Те прекратили схватку с батавами, оставив им холм, и теперь отошли от разрушенного моста, тем более что Четырнадцатый легион сделал то же самое.
Вражеская армия теперь была занята тем, что разводила костры. В сумеречном свете их мерцало уже несколько тысяч. Усталые бритты даже не обернулись на Двадцатый легион, который в данный момент преодолевал реку.
— Похоже, их больше интересует ужин. Они даже пальцем не пошевелили, чтобы остановить Двадцатый.
Гета махнул рукой.
— Сброд, вот кто они такие. Храбрости им не занимать. Но никакой дисциплины, да и командиры тоже не ахти какие.
— Теперь у них на одного вождя меньше. Я убил Тогодумна. Вернее, не я, а моя лошадь. Рухнула на него и, околев, раздавила насмерть.
Гета с тревогой посмотрел на Веспасиана. За его спиной Двадцатый легион маршем двигался вверх по холму.
— А вот этого, пожалуй, не следовало делать.
— Это почему же? Одним вождём меньше, значит, меньше и одним участком сопротивления.
— Согласен. Но сегодня нам помогло то, что братья не сумели договориться между собой. Утром они разделили свои силы и сделали то же самое днём. Будь у них один общий командир, тебе не кажется, что он оставил бы часть своих воинов сдерживать батавов, не обращал бы внимания на Четырнадцатый легион и, бросив всё, что у него было, против тебя, оттеснил бы тебя назад за реку?
Веспасиан нахмурился.
— Да, пожалуй, ты прав.
— Разумеется, я прав. Завтра у них будет всего один командир, и нам придётся гораздо хуже. Зря ты не подумал об этом, когда позволил своей лошади убить Тогодумна.
С этими словами Гета повернулся и поскакал вверх по склону. Веспасиан проводил его взглядом, размышляя над его словами. Наверно, Гета по-своему прав. Но прав и он тоже. И Каратак, и Тогодумн — оба должны были или умереть, или сдаться Риму, и он, как легат Второго Августова легиона, сегодня сделал всё для того, чтобы приблизить этот момент.
К тому времени, когда опустилась ночь и над полем взошла почти полная луна, Двадцатый легион занял позицию на левом фланге Второго Августова легиона. От реки до самой вершины холма стояли шеренги римских солдат, готовясь провести ночь здесь, в поле. Лунный свет играл на их шлемах, отчего казалось, будто в темноте протянулись длинные нити жемчуга. По мосту погромыхала последняя подвода. Вскоре от моста донеслись всплески воды — это привязывали к нему верёвки, чтобы, как только сядет луна, оттащить его севернее.
Веспасиан вознёс молитву Марсу. Похоже, что завтра уже не вернуться назад через реку.