Единственным живым существом, на которого она могла снова выплеснуть желчь и боль, оказался Монк.
– Ну и какое тебе дело, ты, проклятый шакал? Мразь ты, и больше ничего!
Голос ее звучал хрипло от мучительного сознания собственного бессилия. Она даже напасть на него не могла – разве что поцарапать кожу, но это не сравнить с полученной ею раной. И она ненавидела его за это со всей злобой бессилия.
– Мразь! Живешь за счет чужих грехов… если б мы не грешили, ты бы ни на что не годился. Только сточные канавы чистить, чужое дерьмо убирать, вот на что! Самая работа для тебя! – На лице ее отразилось удовлетворение удачно приведенным сравнением.
Монк на издевательства отвечать не стал.
– Не нужно меня бояться; я здесь не для того, чтобы красть свечи или чайники…
– Я тебя не боюсь! – бросила Сара. Страх горел в ее глазах, и злилась она из-за того, что Монк видел ее насквозь, как и прежде.
– Я не служу в полиции, – продолжал он, не обращая внимания на ее слова. – Работаю как частное лицо, на Виду Хопгуд. Она мне платит, и ей все равно, где ты берешь свой товар и куда он уходит. Она хочет, чтобы изнасилования и избиения прекратились.
Женщина смотрела на Монка, стараясь понять, правду он говорит или нет.
– Кто тебя избил, Сара?
– Не знаю я, идиот! – в неистовстве бросила женщина. – Если б знала, думаешь, не нашла бы никого, чтобы перерезать ему, ублюдку, горло?
– Разве он был один? – удивленно спросил Монк.
– Нет, двое. По крайней мере, мне так кажется. Ночь стояла черная, как ведьмино сердце, и я ничего не видела… Ха! Надо было сказать, как сердце полицейского, а? Хотя кто знает, есть ли у полицейского сердце? Может, поймать одного да выпотрошить, просто чтобы посмотреть?
– А что, если оно у него есть, и такое же красное, как и у тебя? – спросил он.
Сара сплюнула.
– Расскажи мне, что произошло, – настаивал Монк. – Вдруг это поможет мне найти их.
– И что, если найдешь? Кому какое дело? Кто хоть пальцем пошевелит? – с издевкой спросила она.
– Может, ты – если будешь знать, кто это сделал, – ответил Монк.
Этого оказалось достаточно. Сара рассказала все, что могла вспомнить, понемногу зараз, постепенно и, как казалось Уильяму, честно. Пользы от ее воспоминаний было немного, если не считать слов о том же странном запахе – резком, алкогольном, не похожем ни на что ей знакомое.
Монк ушел. Шагая под порывами ветра, он пытался сосредоточиться на услышанном. Но ему, против воли, снова и снова приходил в голову вопрос: что такого он сделал в прошлом, чтобы заслужить ненависть этой женщины?
Вечером, поддавшись порыву, Монк неожиданно решил повидаться с Эстер. Причину он объяснить себе не мог – таковой не было. Уильям уже давал себе слово не думать о ней, пока занимается этим делом, и никакой цели не преследовал; говорить или спорить вроде бы не о чем. От Ивэна Монк знал, где ее искать. Тот упоминал фамилию Даффов и Эбери-стрит. Без всякого труда детектив нашел нужный дом и вскоре уже стоял на его крыльце.
Горничной, открывшей дверь, он объяснил, что знаком с мисс Лэттерли и будет весьма обязан, если та найдет несколько минут, чтобы увидеться с ним. Миссис Сильвестра Дафф лично передала в высшей степени любезный ответ. Она сама побудет дома, а мисс Лэттерли, если хочет, может на весь вечер отлучиться с Эбери-стрит. Она в последнее время очень много работает, и ей не помешает передышка и смена обстановки, если мисс Лэттерли того пожелает.
С чувством некоторой тревоги Монк выразил горничной благодарность. Похоже, миссис Дафф не совсем правильно поняла его намерения. Он не собирался проводить с Эстер целый вечер. Ему нечего было ей сказать. Теперь, оказавшись здесь, он уже сомневался, что вообще хочет ее видеть. Но такое заявление прозвучало бы нелепо, а он выставил бы себя трусом. Подобное поведение могли истолковать по-разному, но в любом случае не в его пользу.
Ему казалось, что Эстер не появляется слишком долго. Может, она тоже не хочет его видеть? Почему? Обиделась на что-нибудь? В последнее время она вела себя так придирчиво. Отпускала язвительные замечания насчет его поведения по ходу расследования случая с клеветой, особенно о поездке Монка на континент. Вроде бы ревновала его к Эвелине фон Зейдлиц… Но это же глупо. Его временное увлечение Эвелиной не могло повлиять на их с Эстер дружбу, если только она сама не вбила это себе в голову.
Уильям мерил шагами столовую, в которой дожидался Эстер, – девять шагов в одну сторону, девять в другую.
Эвелина фон Зейдлиц никогда бы не смогла стать для него такой подругой, как Эстер. Конечно, она была красива, но мелка, как лужа, и от рождения эгоистична, что вело к духовному уродству. А Эстер с ее угловатыми плечами и слишком правдивым языком не обладала очарованием, но походила на свежий ветер с моря, на солнечный луч, упавший на нагорья, протянувшиеся до самого горизонта, как бывало в дни его юности в холмах Нортумберленда. Такая красота входит в кровь и кости, никогда не надоедает, но исцеляет раны и чистой нежною ладонью берет за сердце…
В вестибюле послышался шум.
Монк обернулся на звук и увидел, как в столовую входит мисс Лэттерли. На ней было темно-серое платье с белым кружевным воротничком. Эстер выглядела очень изящной, очень женственной, словно специально готовилась к его приходу. Монк почувствовал, что начинает паниковать. Это же не свидание и совершенно определенно не встреча влюбленных! Что, во имя Господа, сказала ей миссис Дафф?
– Я заглянул всего на минутку, – торопливо предупредил он. – Не хотел тебе мешать. Как дела?
У нее вспыхнули щеки.
– Очень неплохо, благодарю, – едко ответила она. – А у тебя?
– Устал и вымотался, бегая по безнадежному делу, – сообщил Монк. – Расследовать будет трудно, доказать еще труднее, и даже если я справлюсь со своей работой, судебное разбирательство заведут вряд ли. Я тебя от чего-то отрываю?
Эстер закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
– Если б отрывал, я бы сюда не пришла. Горничная прекрасно передает сообщения на словах.
Сейчас она выглядела не такой занятой, как обычно, но где женские чары? Ни одна женщина не стала бы так разговаривать с Монком.
– Ты понятия не имеешь, как вести себя любезно, не так ли? – упрекнул он.
Эстер сделала большие глаза.
– Так ты за этим пришел – чтобы кто-то с тобой полюбезничал?
– Значит, мне не следовало сюда приходить?
Она проигнорировала его вопрос.
– Чего ты от меня ждешь? Поддержки? Уверений, что ты знаешь, что делаешь, что все равно в конце концов победишь? Что за справедливое дело всегда надо сражаться, проиграешь ты или выиграешь? – Эстер вскинула брови. – Честь в бою, а не в победе? Я не солдат. Я слишком часто видела, чего стоят плохо спланированные баталии, и знаю цену потерям.