– То же самое, – сказал Глеб. – Мы не возьмем с тебя денег, проповедница. Не возьмем, потому что сами идем в Гиблое место. И хватит об этом.
Евдокия хотела еще что-то сказать, но Глеб от нее уже отвернулся. Он вынул из кармана холщовой куртки коробку с бутовыми сигаретами, глянул в сторону большака и задумчиво произнес:
– Интересно, скоро ли вернется парнишка? У меня уже брюхо сводит от голода.
4
В подземелье было холодно и царил полумрак, подсвеченный тремя воткнутыми в волглые стены факелами. Два охоронца, прозываемые Липа и Ивач, чувствовали здесь себя неуютно.
Они сидели на лавке в двух саженях от накрытой полотном клетки, из которой доносилось хриплое дыхание твари. Охоронец Липа, крутоплечий, с толстой, бычьей шеей, покосился на клетку и негромко пробурчал:
– Не нравится мне это чудовище, Ивач.
– Мне тоже, Липа, – отозвался второй. – Меня от каждой твари, которую привозят сюда ходоки, бросает в дрожь.
– И меня, – признался Липа. – Но от этой особенно. Как думаешь, почему Крысун запретил нам на нее смотреть?
Ивач усмехнулся в черную бороду.
– Известно почему. Вдруг мы всем разболтаем, что это за чудовище. Крысун не доверяет даже собственной тени, чего уж говорить про нас, простых охоронцев.
Липа вздохнул.
– Да, ты прав. Но, чует мое сердце, что-то тут не так. – Липа снова покосился на клетку и хрипло добавил: – У меня нехорошие предчувствия, Ивач.
Ивач тоже посмотрел на клетку, затем отвел взгляд и хмуро процедил:
– Хватит тебе каркать, Липа. У меня даже голова вспотела от твоих речей.
– Говорю тебе: эта тварь себя еще покажет, – упрямствовал Липа. – Помнишь чудовище, которое привезли из Гиблого места братья ходоки?
– С кусачей головой на хребте и жалящим хвостом?
– Ну.
Ивач помрачнел.
– Помню, – буркнул он. – Как такое забыть? Эта тварь сломала клетку и растерзала двух купцов. А почему ты об ней говоришь?
– А потому, что тогда у меня тоже было нехорошее предчувствие, – ответил Липа.
Несколько секунд оба молчали, настороженно поглядывая на клетку. Наконец, Ивач вздохнул и задумчиво пробормотал:
– Не знаю, что тебе и сказать, брат… Я слышал, Крысун хочет выставить против этой твари трех оборотней. Что, ежели мы на нее поставим?
– На эту тварь?
– Ну.
– Гм… – Липа поскреб пальцами бородатую щеку. – А коли проиграемся? Что тогда?
– Ты ведь сам сказал, что у тебя предчувствие.
– Сказал, – согласился Липа. – Так, может, это оно и есть?
– Что?
– Да предчувствие. Поставим на эту тварь все деньги и проиграемся.
Чудовищный рык потряс клетку и заставил охоронцев испуганно схватиться за бердыши. Рык утих. С минуту охоронцы молчали, затем Ивач почти прошептал:
– А я все ж поставлю. Сроду не слышал, чтобы тварь так рычала. Настоящее чудище.
– Да уж, – напряженным голосом отозвался Липа.
Еще несколько секунд оба молчали, а потом вдруг Ивач сказал:
– Слушай, Липа, а давай на него посмотрим?
Липа вскинул брови и возмущенно заявил:
– Сбрендил? Крысун ведь запретил!
– Так мы ему не скажем, – заверил его Ивач. – Глянем одним глазком, и все. Давай, а? У меня через две седьмицы сестра замуж выходит, а денег на приданое нет. А так, глядишь, заработаю. Ну? Что думаешь?
Липа хмуро молчал, обдумывая предложение товарища.
– Одним глазком, – повторил Ивач. – И потом, тебе ведь тоже деньги нужны.
– Ладно, – согласился, наконец, Липа. – Приподнимем край рогожи, глянем – и все.
– И все, – кивнул Ивач.
– Только тихо, – сказал Липа. – Не приведи Белобог, чтобы кто-нибудь узнал. Если Крысун пронюхает, что мы смотрели на чудовище, он скормит нас своим псам.
Охоронцы поднялись с лавки и, чувствуя себя неуютно и постоянно поглядывая по сторонам, осторожно подошли к клетке.
– Ну, давай, – тихо сказал Липа.
– Почему я? – удивился Ивач.
– Ты предложил, ты и открывай.
– А у тебя рука тверже, – возразил Ивач. – Да и боюсь я этих тварей.
– А я, думаешь, не боюсь? Да я с юности ими напуган!
– Но ты дольше служишь у Крысуна.
– Верно. Зато у тебя сестра выходит замуж. Приданое-то я за тебя буду покупать?
Ивач вздохнул:
– Твоя правда. Что ж, ради сестры… – Он обмахнул лицо охранным знаком против злых духов и протянул дрожащую от волнения руку к рогоже.
Дотронуться до ткани охоронец не успел. Край рогожи колыхнулся, и что-то быстрое и черное выскочило наружу. В то же мгновение Ивач отчаянно закричал и отпрыгнул от клетки, задрав кверху руку. Липа в ужасе уставился на нее. Пальцы были срезаны подчистую, и с обрубков текла на землю кровь.
Ивач снова завопил от ужасной боли и затряс рукой. Липа, вздрогнув, попятился к стене, но споткнулся об лавку и грохнулся задом на землю. Ивача хватило еще на несколько отчаянных воплей, после чего глаза его закатились под веки, и он рухнул на землю.
Потом началась страшная суета. По каменной лестнице затопали сапоги, подземелье наполнилось охоронцами, кто-то теребил Липу за плечо, лил Ивачу в лицо воду, а затем, в сопровождении начальника Избора, появился и сам Крысун Скоробогат.
Выслушав, в чем дело, Крысун усмехнулся тонкими губами и сказал Избору:
– Объяви, что я выставляю против нового чудовища полдюжины оборотней. И повысь ставки. Сегодня мы неплохо заработаем.
– Сделаю, – кивнул Избор. – А что делать с Ивачем?
– Это кто?
– Тот, кому тварь обкусила руку.
Крысун Скоробогат покосился на корчащегося на земле охоронца и приказал:
– Этого скорми чудовищу.
– Как?
По тонким губам Крысуна вновь скользнула усмешка.
– Ну, это ведь его добыча. Пусть подкрепится перед боем.
Избор нахмурился.
– А что со вторым? – угрюмо спросил он. – Увести его отсюда?
Крысун покачал головой.
– Нет. Пусть сам накормит тварь своим приятелем. Впредь не будет нарушать моего указа.
– Не слишком ли это жестоко, Крысун?
– Ты хочешь отправиться в клетку вслед за этим придурком?
Избор качнул массивной головой:
– Нет.