Покой - читать онлайн книгу. Автор: Ахмед Хамди Танпынар cтр.№ 5

Это образное перемещение в истории становится заметным уже в первой части романа «Покой», когда один из главных его героев — Мюмтаз, с которым, по-видимому, во многом отождествляет себя сам писатель, — в своих воспоминаниях детства на минуту словно бы становится двойником Христа. Его пребывание вместе с матерью, ради сына преодолевшей все горести, связанные с убийством мужа, в одиноком караван-сарае, ночью, посреди голой степи сразу вызывает ассоциации с евангельскими сценами Рождества: «Перед воротами караван-сарая на ночь поставили телегу и несколько вьючных животных — верблюдов и ослов, которые не вместились в хлев. Животные дремали, и когда кто-то из них, впритирку стоявших друг к другу, вздрагивал, остальные тоже приходили в движение, так что звон их колокольчиков и окрики стерегших их пастухов нарушали безмолвие обнявшей их тусклую коптилку степной ночи…» И в дальнейшем пути по жизни Мюмтаза сопровождают то библейские, то древнегреческие, то порожденные собственно исламским мистицизмом символические сцены и видения.

Так, девушка, проведшая ночь рядом с маленьким Мюмтазом во время того же панического бегства его вместе с матерью от врагов и обвивавшая его во время сна своими густыми косами, явно наводит на мысль о Марии Магдалине, столь же страстно отиравшей своими длинными волосами ноги Спасителя (Евангелие от Иоанна, 12: 3–8). Девушка эта в романе «Покой» остается безымянной, как и плачущая грешница в Евангелии от Луки, ставшая прообразом Магдалины: «…и, ставши позади у ног Его и плача, начала обливать ноги его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги его, и мазала миром» (7: 38). Но эти образы носят у А. Х. Танпынара мимолетный характер, как детские воспоминания его героя, мало связанные одно с другим, однако запавшие ему глубоко в сердце и определившие особенности его психики на долгие годы вперед.

Следующее яркое детское переживание Мюмтаза относится уже к южному побережью Малой Азии, к Анталье, и воскрешает архетип платоновской пещеры (Платон. Государство. Книга 7), на стене которой колеблются тени всех существующих в природе и в нашем мире вещей. Эта пещера одновременно является и мрачной бездной, и колыбелью всего сущего, и воплощением таинственного запредельного, потустороннего мира: «Когда волна набегала и накрывала вход в пещеру, все вокруг озарялось ярко-зеленым сиянием. А затем вода отступала со странным гулом, будто бы шедшим из-под земли, и все вокруг начинало сверкать бликами, которые посылало озаренное солнцем море. В тот день Мюмтаз, в коротких штанишках, подперев обеими руками подбородок, много часов просидел на камне, молча наблюдая эту игру света и теней».

«Эллинистическое», полуязыческое восприятие действительности проскальзывает в фантазиях главного героя романа не только в детском возрасте; оно не покидает его и в дальнейшем. Ключевую роль в этом восприятии играют, как и в фантазии древних эллинов, «всепобеждающее» Солнце и мощная, всесильная морская стихия. Солнце сопровождает Мюмтаза (само имя героя в переводе с арабского означает «Превосходный», «Отличающийся от других», «Наилучший») в его самых первых странствиях по Анатолийской земле и относится к нему благосклонно, по-отечески ласково:

«Верь мне, так, будто я — источник любого чуда, — говорило Солнце, — ведь все зависит только от меня; я могу и саму землю в золото обратить. Могу взять мертвых за волосы, встряхнуть и пробудить ото сна. Мысли могу расплавить, словно мед, и уподобить их моему драгоценному естеству. Я — владыка жизни. Там, где я нахожусь, отчаяния и тоски быть не может. Я — веселие вина и сладость меда».

Солнце, царящее над миром; пугающие мальчика огромные, оживающие в лучах светила скалы; зеленые, полные чудных тварей, морские глубины недолго держат героя в своем плену. На смену поклонению силам природы в его душе приходит очарование человеческой культурой, в первую очередь цивилизацией Османов, но также и западноевропейской классикой, и даже модными модернистскими течениями в живописи, музыке и литературе. Не пересказывая сюжетной линии романа «Покой», чтобы не лишать читателя блаженного удовольствия самому проследить все превратности судьбы основных его героев, отметим лишь наиболее значимые символы «восхождения» Мюмтаза в Новый Рим, Константинополь, Стамбул, ставший для него городом его судьбы. Проводником Мюмтаза становится его высокообразованный старший родственник Ихсан, мыслящий и рассуждающий на языке французских просветителей XVIII века. Ихсан (имя которого по-арабски означает «добродетель», «искреннее служение») воплощает собой умного человека, наделенного всевозможными знаниями, но холодно-рационального и чуждого жизни души. Между тем в душу самого Мюмтаза все сильнее проникает османская музыка, причем именно музыка, созданная членами суфийских братств — духовных объединений мусульманских мистиков. Музыка, несущая с собой в одно и то же время и дыхание жизни, и ужас смерти. Эта музыка неразрывно соединена с образом прекрасной возлюбленной Мюмтаза — Нуран («Светоносная»).

Нуран сама происходит из семейства потомственных членов суфийского братства (ордена) мевлеви, основанного великим Руми; ее предки и были творцами или, точнее, передатчиками той мистической традиции, которая породила бесподобные музыкальные шедевры, так сильно повлиявшие на жизнь героев романа «Покой». «Наследственный» характер переживаний и взаимоотношений Мюмтаза, Нуран и других персонажей очень важен для понимания того, что с ними уже произошло, или того, что случится в дальнейшем. Эти отношения строятся по суфийскому канону преклонения перед идеальной Возлюбленной (Возлюбленным), сопряженному с сильнейшими чувственными переживаниями, сменяющими друг друга почти без всякого перехода — от безумной радости до бесконечных страданий: «Он горел так, будто внутри него пылала сама реальность, скопившись в большом, драгоценном камне с глубинным светом. Такое сияние могло породить само величие, познание, достигшее максимальной ясности, или же красота, научившаяся убивать в себе все человеческое, дабы избавиться от слабостей».

Возлюбленная предстает герою в бесчисленных обликах, непохожих один на другой, она столь же изменчива и несводима к обычной женщине, как индийское божество с тысячью лиц, и бесконечна, как сама Вселенная: «Лица, которые одно за другим представляли ревность, любовь, раскаяние, чувство безнадежного поклонения, восстававшие из глубин его памяти внезапно, как яростный ураган, не оставляли ему ни малейшего места, чтобы приблизиться или хотя бы перевести дыхание; эти лица, заточив молодого человека в мире, который сами и породили, изнурили его; можно сказать, эти лица сами стали его постоянно меняющимися мирами». Мюмтаз замечает сходство своей любимой с прекрасными юными виночерпиями на старинных миниатюрах; он облачает ее в пышные османские наряды; она просто ослепительна в своей природной красоте, отраженной солнечными лучами и блеском морской воды (заметим в скобках, как богиня любви Афродита, вышедшая из морской пены). В лучах любви и сам Стамбул вместе с проливом Босфор и окрестными холмами предстает глазам влюбленного (и автора) будто золотой фон изысканных средневековых миниатюр школы Герата. В страсти Мюмтаза и Нуран на первый план выходит нечто скорее языческое, эллинское, чем собственно суфийское (хотя оба они охотно разговаривают на близкие к суфизму темы), — обожествление конкретного человека и саморастворение в нем: «Впоследствии Мюмтаз часто вспоминал, что происходило после того, как он впервые увидел ее обнаженной в полутемной комнате с плотно закрытыми ставнями. Казалось, все сияние звезд, весь свет бриллиантов сквозили там. То было мгновение ликования света, его хвалебная ода и молитва, когда все вдруг стало ослепительным и зарделось, когда часть его, Мюмтаза, души пылала, сгорала, но вновь тысячи раз восставала из пепла».