Покой - читать онлайн книгу. Автор: Ахмед Хамди Танпынар cтр.№ 121

Сталин совершал свои действия так, что они определяли его облик, взгляд на его портретах.

Во имя идеала, что мир превратится в рай, он нацелил на все человечество оружие, которое в один прекрасный день могло обернуться против него. Он открыто поощряет войну, он готовит условия для нее, он говорит: «Не бойся меня, доверься мне» — это незначительный и, если хотите по правде, в высшей степени милосердный жест. Историки старой школы превознесли бы его до небес. Однако это не что иное, как соучастие в преступлении, пусть оно и совершается ради защиты темного начала; это все напоминает толкание руки с факелом, которая занесена над костром. Если мы обратимся к его логике, то с ее точки зрения он, возможно, даже прав. Но только с ее точки зрения. Между тем в современном мире не должно существовать личного взгляда. Это можно объяснить вам, мне, банковским служащим в Антверпене, трамвайному проводнику в Брюсселе, не знаю, в общем, всем. Но как объяснить это мистику, человеку, который считает себя актером, для которого мир — большая сцена, или тому, для кого кровопролитие является решением всех его проблем. Один такой говорит: «Бог назначил мне свою роль»; другой говорит: «Я происхожу из ядра исторического детерминизма».

Ночь была ясной, и со стены старинного особняка на узкой улочке, куда они вошли, лился цветочный аромат, который проник Мюмтазу в душу с щемящим убийственным чувством, словно сознание, которое вечно гонит все человеческое, будто карающий ангел, который не прощает ни одного преступления, совершенного против собственного темного начала, будто угрызения совести при воспоминании о потерянном счастье, надеждах, напрасных мечтах; словно основной мотив концерта, который он недавно слушал, отчасти повторявший себя в каждой новой вариации, круг за кругом постепенно выделявшийся из собственной полноты, а в конце свернувшийся кольцом в душе человека, как золотой дракон.

Мюмтаз чувствовал себя бесконечно несчастным. Он страдал так, будто совершил все эти преступления сам, и с помощью этой боли, которая не была наказанием за провинность, отчетливее понимал, что человечество было единым, что любой поступок, направленный против этого единства, является большим грехом.

Теперь он не мог думать ни о ком по отдельности: ни о Нуран, ни о брате Ихсане, ни о тетке, ни о Маджиде, ни о книге, которую он собирался написать, — в общем, ни о чем. Сейчас он видел только заголовки газет, которые он прочитал, точнее сказать, непонимающе просмотрел утром. «Английский флот мобилизован»; «Призваны резервисты сухопутных и военно-воздушных сил»; «Германия предъявила Польше ультиматум из шестнадцати пунктов»; «Франция настаивает на своих обязательствах». Да, сейчас он видел все события целиком, сознавая их истинный и глубинный смысл, все эти события были различны, происходили на фоне катастроф и человеческих невзгод.

— Вы знаете, молодой человек, в чем истинная опасность ситуации?

Мюмтаз знал, в чем истинная опасность. Смерть раскрыла свои крылья над миром. Тем не менее он продолжал слушать.

— Человечество не должно верить в неудачу, оно не должно смотреть в пропасть. Потому что оттуда возврата нет. Плохое прилипает. Если у вас есть что-то очень ценное — хорошая книжка, красивый граммофон, персидский ковер, — даже мысли не допускайте о том, чтобы его продать; если вы женаты, даже мысли не допускайте о том, чтобы развестись с женой; если вы влюблены, даже не пытайтесь хоть раз обидеться на любимую женщину. Потому что потом, как бы вы ни избегали, несчастья притянутся к вам как магнитом и вы совершите все, чего не желали, будто бы кто-то подталкивает вас под руку. В человеческой жизни не должно быть никаких ограничений. И уж особенно в тех случаях, когда речь идет о людских массах. Стоит хотя бы раз заглянуть в пропасть, смерть сразу начинает говорить с тобой черным языком.

Мюмтаз постарался вспомнить, кто из них двоих с Нуран первым почувствовал раздражение. В ком из них двоих первым подняла голову разрушительная сила, которая живет в человеке и которая способна уничтожить то, что человеком создано? «Я всего лишь мелкий эгоист. Весь мир страдает, а я о чем? У меня дома лежит больной человек, и, как только я лишь немного высовываю голову из своей норы, я вижу, что кто-то играет в эту минуту с жизнями миллионов людей. К тому же из-за маленькой женщины…»

Но продолжить он не смог, потому что знал, что эта маленькая женщина не была столь мала, как он думал, что всего лишь за год она создала самый прекрасный мост между ним и миром, что он чувствовал ее чувствами и что с помощью ее тела ему открывался целый мир. «Мой парус, мое море, мой единственный человек…» Она была для него настоящим горизонтом, благодаря ей он углубил свои мысли, благодаря ей обрел внутренний порядок. «Но в ком из нас раньше заговорила бездна? Я уверен, что я первым сделал шаг… Однако порвала нашу связь она. Нет, все было совсем не так. Это она решила расстаться».

«Раз уж Фахир ко мне возвращается, раз уж он говорит — я болен, ты нужна мне, я отец твоего ребенка, ты не должна отказываться от меня, я должен вернуться, я знаю, что не буду счастлив, но ради спокойствия я должен вернуться…» Такое несчастное у нее лицо было, когда она все это говорила; однако это несчастное лицо было ничто по сравнению с усилием и внутренней борьбой, на которую девушка потратила два месяца, чтобы принять решение. Он тоже за два месяца превратился в собственную тень, стоящую на перепутье своей собственной жизни, он совершенно изменился и был подавлен.

Мюмтазу хотелось думать о ней, что она хочет выставить себя в лучшем свете. Но это было не так. Он хорошо знал, что не так. Во всяком случае, она может дать немного любви Фахиру, потому что нежность и жалость — своего рода любовь; Мюмтаз вспомнил день, когда они встретились в последний раз. Они ехали вместе на пароходе по Босфору в Стамбул. До моста он не сказал девушке ни слова о ее окончательном решении, но именно у моста он принялся умолять. В этот раз его мольбы сильно отличались от прежних. В нем говорил гнев брошенного человека, уязвленная гордость.

— Приходи сегодня, — сказал он. — Ты должна отказаться от этой мысли.

— Не ждите меня, я не приду. С этого момента я могу предложить вам только свою дружбу.

Мюмтаз этой дружбы не желал.

— Это невозможно, — сказал он. — В этом положении друзья — это самое меньшее, чем мы можем быть. Ты ведь знаешь, что, когда я чувствую, что твое сердце хоть на малость отдалилось от меня, для меня все заканчивается. Я становлюсь самым презренным существом. Я теряю все свое равновесие, всю ясность. Я становлюсь жалким.

В этот момент прозвучали неизбежные слова:

— Достаточно, Мюмтаз. Мне надоело, — сказала она.

Мюмтаз знал, что, когда она говорила эту фразу, в ней ожило все то, что она пережила благодаря ему в течение года. «Я уверен, что в ту минуту у нее не осталось обо мне ни одного хорошего воспоминания. Только…»

Затем они сказали друг другу «до свидания», девушка пошла своей дорогой, а Мюмтаз отправился бродить по темным узким улочкам, несколько часов разглядывая маленькие лавки старьевщиков, прилавки уличных торговцев, продававших неизвестные закуски, которые неизвестно кто и как ел; жалкие дома, с которых нищета стекала потоками; заборы, мертвые окна, которые, как ему казалось, не могли светиться никакой радостью. Ему представлялось, что он не в том городе, который давно и хорошо знал; казалось, все, что его окружало, плыло в липком мелком нескончаемом дожде, который если прерывался ненадолго, то лишь подчеркивал всю убогость окружающей обстановки. Спустя какое-то время он оказался возле Долмабахче, на берегу пролива, где долго наблюдал за маленькими красными лодками, из которых на причал выгружали дрова.