Безобразное барокко - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Жаринов cтр.№ 51

Но дело здесь не только в Ньютоне. Ньютон в данном случае взят нами лишь как знаковая фигура всей науки Нового Времени, как наиболее яркое воплощение противоречивости эпохи барокко.

Следует заметить, что для некоторых философов вопрос о христианском происхождении западной науки является не только вопросом устойчивости концепции природы как автомата, но и вопросом о некоторой существенной связи между экспериментальной наукой как таковой и западной цивилизацией в её библейских и древнегреческих компонентах. Для А.Н. Уайтхеда эта связь проходит на уровне инстинктивного убеждения: «Интересующее нас направление берет начало из существовавшей в средние века непререкаемой веры в рациональность Бога, сочетающего личную энергию Иеговы с рациональностью греческого философа. Ни одна деталь не ускользнула от Его бдительного ока, каждой мелочи он нашел место в общем порядке. Исследование природы могло лишь еще сильнее укрепить веру в рациональность. Напомню, что речь идет не о продуманных убеждениях нескольких индивидов, а о том глубоком отпечатке, который оставила на мышлении европейца неколебимая вера, существовавшая на протяжении веков».

По мнению И. Пригожина, «Христианский Бог был призван, чтобы создать основу умопостигаемости мира. В этом случае действительно можно говорить о своего рода «конвергенции» интересов теологов, считавших, что мир должен познать всемогущество Бога, полностью подчинившись ему, и физиков, занятых поисками мира математизируемых процессов». «Итак, – пишет тот же А.Н. Уайтхед, – моя точка зрения сводится к тому, что религия есть проявление одного из типов фундаментального опыта человечества; что религиозная мысль развивается, стремясь ко все большей точности выражения и освобождаясь от случайных для нее представлений; что взаимодействие между религией и наукой является мощным факторам, способствующим этому развитию». По мнению Имре Лакатоса, «Рациональная реконструкция науки… не может быть исчерпывающей в силу того, что люди не являются полностью рациональными существами, и даже тогда, когда они действуют рационально, они могут иметь ложные теории относительно собственных рациональных действий».

Так, сам К. Поппер считал, что главные внешние стимулы создания научных теорий исходят из ненаучной «метафизики» и даже из мифов. Позднее это было прекрасно проиллюстрировано А. Койре. А такое направление, как конвенционализм опирается на убеждение, что ложные допущения могут иметь истинные следствия и поэтому ложные теории могут обладать большой предсказательной силой.

Так, эпоха барокко – это, действительно, эпоха Ньютона, Декарта и Лейбница, с одной стороны, а с другой – не менее значимым в это время был и авторитет известного иезуита Афанасия Кирхера. Кстати сказать, иезуитский принцип пробабилизма, против которого так резко выступал Блез Паскаль, лёг в дальнейшем в основу научного познания мира. Так, в современном употреблении термин пробабилизм противопоставляется традиционным представлениям о детерминистском характере глобальных законов природы. К пробабилизму в современном смысле относятся теории познания Б. Рассела, К. Поппера и других.

В эпоху барокко, полную противоречий и, действительно, напоминающую жемчужину неправильной формы, в эпоху, в которой всё переплелось и смешалось, в которой крайний мистицизм и суеверие могли лежать в основе сугубо рационального познания мира, именно в это время только и могли появиться такие выдающиеся личности, как Афанасий Кирхер. Он был известен своими трудами по египтологии, являлся составителем первой грамматики коптского языка и словаря, который оставался основным в течение полутора сотен лет. В сочинении «Египетский Эдип» Кирхер предложил неудачную попытку дешифровки египетских иероглифов. Эта неудача стоила впоследствии репутации Кирхера очень многого. В условиях научной революции он воспринимался не иначе, как символ косности и мракобесия. Однако Афанасий Кирхер с успехом занимался археологией и основал в Риме кабинет редкостей, разросшийся до музея и носивший его имя Кирхерианум (1651). Составил «Описание Китайской империи» (1667), которое длительное время являлось важным источником информации о культурах Дальнего Востока. Кирхер также считается изобретателем рупора, являлся одним из пионеров микроскопических исследований, возможно, наблюдал возбудителя чумы и верно понял причину возникновения эпидемий. Но принадлежность ордену иезуитов оставила на нём клеймо косного догматика и ярчайшего представителя так называемой лженауки. Яркими фигурами пустого умствования могут считаться герои неоконченного романа Г. Флобера «Бувар и Пекюше», сюжет которого сводится к следующему: жарким летним днем в Париже встретились и познакомились двое мужчин, Бувар и Пекюше. Оказалось, что они не только оба работают переписчиками, но и их интересы сходятся. Они оба мечтают жить в деревне. Наследство, неожиданно полученное Буваром, меняет их жизни – они покупают ферму. Они заинтересуются сельским хозяйством, затем медициной, химией, геологией, политикой, философией, но каждый раз их увлечения будут заканчиваться плачевно. Отчаявшись, они возвращаются к тому, чем занимались всю жизнь – переписыванию. Приблизительно так вплоть до 80-х годов XX века и воспринималась жизнь и деятельность Афанасия Кирхера, чей трактат об аффектах оказал невероятное влияние не только на музыку, но и на всё искусство барокко. Афанасий Кирхер родился в три часа утра 2 мая 1602 года в Гайзе на праздник св. Афанасия, в честь которого и был крещён. Эти сведения он представил в собственной «Автобиографии», однако в трактате о магнетизме указывал, что появился на свет в 1601 году. Документы его собственного ордена приводят первую дату. О детских годах Кирхера можно в основном строить предположения. Первоначальное образование он, по-видимому, получил от отца; оно включало основы музыки, латыни и математики. Афанасий посещал и приходскую школу в Гайзе. В автобиографии он писал, что ещё в детстве глубоко уверовал в заступничество Богоматери, ибо как минимум трижды спасся от неминуемой смерти, в том числе, когда во время купания его затянуло под мельничное колесо. В 10 лет отец отдал Афанасия в иезуитскую семинарию в Фульде, которую возглавлял тогда известный историк отец Кристоф Броувер. В этом заведении будущий учёный провёл 6 лет, но и об этом периоде известно мало. Юный Кирхер совершенствовался в музыке, математике и латинском языке и приступил к изучению греческого и древнееврейского. В эти годы он ещё не выделялся выдающимися способностями, учителя даже считали его тугодумом. По мнению Джона Глэсси, юный Кирхер обстоятельствами своего рождения и воспитания был лишён свободы выбора, однако именно иезуитский орден давал выход как его интеллектуальным дарованиям, так и религиозному рвению. Существуют сведения, что Афанасий Кирхер в 1616 году был направлен в Майнц, где встречался с провинциалом ордена иезуитов Иоганном Коппером. В конце того же года его прошение о вступлении в орден было удовлетворено. Напряжённые занятия привели к болезням, в «Автобиографии» Кирхер упоминал, что в январе 1617 года, катаясь на коньках, заработал грыжу, от которой в то время медицинское средство было только одно – немедленная кастрация, а из-за сидячего образа жизни на ногах образовались язвы. Был ли кастрирован будущий учёный, о том в своей автобиографии Кирхер умалчивает. Из-за недугов, когда Афанасий принимал новициат (2 октября 1618 года) и должен был продолжать образование, начальство объявило, что если в течение месяца его состояние не улучшится, ему придётся вернуться домой. Дальнейшее будущий монах описывал как чудо: он отправился в часовню Пречистой Девы, долго молился, чтобы ему было позволено служить Богородице и Сыну, и услышал сострадательный голос, призывающий его к вере. Всю оставшуюся жизнь Кирхер был убеждён, что Дева заступилась за него. Быстрое заживление ран вызвало беспокойство монастырского врача и настоятеля Германа Бавинга. По Дж. Глэсси, появление язв и их быстрое исчезновение объяснялось реакцией Кирхера на зимний холод, а не свидетельствовало о серьёзном расстройстве. У чуда были и свидетели, в том числе собрат по ордену Каспар Шотт и Мельхиор Корнеус, будущий провинциал Верхнего Рейна и ректор иезуитской семинарии в Вюрцбурге.