История Центральной Европы с древних времен до ХХ века - читать онлайн книгу. Автор: Оскар Халецки cтр.№ 75

Страница

Более того, позиция Августа III продолжала оставаться нерешительной, в то время как во Франции Людовик XV тайно обыгрывал идею посадить принца Конти, внука французского кандидата на выборах 1697 г., на трон Польши. На самом деле этот план едва ли имел большее значение, чем место, отведенное Польше в австро-российском договоре 1746 г. Когда согласно этому договору Россия вступила на стороне Австрии в Войну за австрийское наследство на ее втором этапе и ее войска, отправленные на Рейн, опять проходили туда и обратно через территорию Польши, пренебрегая ее нейтралитетом, Россия продолжала противиться, на этот раз вместе с Австрией, любой конструктивной реформе конституции Польши, особенно отмене liberum veto.

Ахенский мир, заключенный в 1748 г., не принес реальных перемен в общей ситуации в Европе. Силезия осталась у Фридриха II, а единственным выигрышем России было ее растущее влияние в Польше, с которой во времена Елизаветы, как и раньше, обращались как с протекторатом России. Но с помощью английского посла в Санкт-Петербурге Чарльза Х. Уильямса теперь прилагались усилия к тому, чтобы Август III и русская императрица Елизавета вошли в английскую политическую систему. Договор с первым из них был заключен уже в 1751 г. с целью получить согласие России на саксонского наследника престола в Польше после смерти короля. Наконец в 1756 г. был подписан договор о союзе России и Англии, направленный, как казалось, против Франции и Пруссии.

Он был основан на предположении, что русские войска, которые должны были защищать ганноверские владения короля Англии Георга II, будут, как обычно, проходить через «нейтральную» территорию Польши. Но этот пункт договора был единственным, который оставался в силе на протяжении последующего периода. В том же 1756 г. союз, заключенный Англией с Пруссией, сделал договор с Россией бессмысленным. Это был ответ на неожиданный союз традиционных врагов, Франции и Австрии, и прелюдия к еще одной европейской войне, проходившей также и на территории заморских колоний западных держав. Польша не участвовала в этих переговорах, и в результате у нее был опасный противник в каждом из двух враждующих лагерей.

Полную смену союзников накануне Семилетней войны иногда называют дипломатической революцией XVIII в. Но гораздо более революционными были базовые изменения в структуре европейской государственной системы, ставшие очевидными в это же время, а еще больше – в ходе войны. Эти изменения стали следствием постепенного процесса, в ходе которого в предыдущем веке Швецию, Польшу и Турцию в качестве ведущих держав в восточной части Европы сменили Пруссия и Россия.

Франция, которая считала первых трех своими естественными союзниками против Габсбургов в Германии, наконец поняла, что, во-первых, теперь ей нужны другие союзники и, во-вторых, что правители Австрии уже не главные в империи, символическую корону которой после вырождения Габсбургов продолжал носить дом Лотарингских, теперь называемых Габсбургами Лотарингскими. Франция также начала понимать в большей степени, чем Англия, что возвышение прусских Гогенцоллернов до ведущего положения в Германии нужно остановить, хотя бы и в союзе с Австрией, и впервые она воевала в сотрудничестве еще с одним совершенно новым союзником в Восточной Европе – Россией. И хотя русские армии время от времени появлялись на полях сражений в Германии и раньше, теперь они впервые играли на них решающую роль. Это было возможно, потому что Польша представляла собой уже не преграду между Россией и Западом, а, скорее, удобный «коридор». И хотя ближе к середине войны казалось, что благодаря усилиями России Пруссия снова займет свое скромное место или будет даже разделена, неожиданное изменение политики России в конце войны (после смерти Елизаветы и воцарения на короткий срок поклонника Фридриха II Петра III) – еще одна смена союзников, более решающая, чем в начале войны, или, скорее, возврат к традиционному русско-прусскому сотрудничеству – сохранило Пруссию как великую державу. Восточный фланг в системе баланса сил в Европе теперь определенно составляли Пруссия и Россия.

Последствия такого поворота событий для Западной и Центрально-Западной Европы хорошо известны, хотя иногда их и недооценивают. Вместо Османской империи, переставшей представлять опасность миру на континенте, вместо Швеции, недолгое время представлявшей такую опасность в прошлом, и вместо Польши, которая никогда не представляла никакой опасности, Западу теперь пришлось иметь дело с двумя динамично развивающимися, агрессивными державами, решившими уничтожить все, что оставалось от Центрально-Восточного Европейского региона, находившегося между ними. Значительная часть этого региона уже находилась в их владении. Россия присоединила к себе большую часть Латвии (Лифляндию) и Эстонию (Эстляндию), а также маленькую, но важную часть Финляндии и была в процессе ассимиляции своей части Украины. Прусское королевство получило само свое название по названию территории, находившейся за пределами Германии вблизи сердца Центрально-Восточной Европы и настолько важной со стратегической точки зрения, что русские, пока воевали с Фридрихом II Великим, оккупировали ее с расчетом удержать на долгое время ^[55]. Более того, Силезия – самое ценное завоевание Фридриха II в 1740–1743 гг. – закрепленная за ним в результате Семилетней войны 1756–1763 гг., изначально относилась к Центрально-Восточной Европе.

Окончательная потеря Силезии в 1763 г. напрямую повлияла на Габсбургов, их положение в империи и территориальный базис их наследной власти, который представляли собой главным образом королевства Чехия и Венгрия. Желание как можно теснее соединить с австрийским центром все земли Чехии, которые все еще оставались в их руках, равно как и Венгрию, естественно, стало еще сильнее после такой болезненной утраты. Относительная свобода всех ненемецких центрально-восточных европейских стран, находившихся под властью Габсбургов, теперь все быстрее исчезала. Эти страны просто способствовали укреплению положения этой династии в борьбе с соперниками из династии Гогенцоллернов, которая продолжалась – хотя и в основном дипломатическими методами – на протяжении последующих 100 лет. Но, всегда считая себя германским государством, Австрия даже в качестве противника Пруссии не представляла реальные интересы Центрально-Восточной Европы и не была реальным союзником Запада в борьбе с прусским империализмом. Более того, западные державы никогда не могли решить, какого из двух германских соперников им следует поддерживать в борьбе против другого.

В общем, Россия оказалась более искусной в этой политике с позиции силы, а Польша снова была жертвой – и все лишь из-за своего географического положения. Во время Семилетней войны казалось, что опасностью, угрожавшей этому последнему островку свободы в Центрально-Восточной Европе, был не столько раздел ее территории между ее соседями, сколько власть над ней самой сильной из них, то есть России. Эта перспектива является единственным возможным оправданием тех польских магнатов, которые, продолжая ссориться между собой, не дали возможности Августу III, пережившему вторжение и унижение Фридрихом II Великим в Саксонии в самом начале этой войны, создать для своего Польского королевства широкую антипрусскую коалицию. Чарторыйские были, вероятно, правы, когда, несмотря на свои симпатии к Англии, сочли победу этой коалиции и поражение Пруссии наилучшим возможным решением для Польши. Но казалось сомнительным, поможет ли какое-либо участие Польши в войне возвратить содружеству ту Восточную Пруссию, которую хотела заполучить Россия. К тому же лидеры оппозиции могли указать саксонскому королю на продолжающуюся оккупацию польской территории войсками его союзника – России, которая так и не вывела их из Польши с весны 1757 г. до конца правления Августа III через несколько месяцев после заключения мирного договора в 1763 г.

Страница