Контрфевраль - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Зурков, Игорь Черепнев cтр.№ 46

Зародилась эта рознь не сегодня и не вчера. Обладая значительными капиталами, купеческое сословие тем не менее сформировало у себя достаточно мощный комплекс неполноценности, на протяжении десятков лет будучи ограничено в возможностях получить чин, звание, иметь возможность состоять на государственной службе. Вспомните, господа, пьесы знатока человеческих душ Островского. Кто, как не он, сумел открыть доселе неизведанный мир сначала московского, а потом и провинциального, общероссийского купечества. Я недавно освежил свою память и перечитал «Грозу», надеюсь, все присутствующие помнят её сюжет? А кто сможет назвать единственного персонажа пьесы, который смог поставить на место зарвавшегося купца-самодура Савела Прокофьевича Дикого? Молчите? Придется процитировать первоисточник:

«Батюшки! Что-смеху-то было! Как-то на Волге на перевозе его гусар обругал. Вот чудеса-то творил! А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам».

Задумайтесь, господа! Купец, в мошне которого десятки, если не сотня тысяч полновесных целковых, и какой-то гусар, быть может, с последним рублем. Но он – офицер и дворянин! И гроза всего города покорно затыкается и вытягивается во фрунт перед «его благородием». Вы скажете – это было давно, в прошлом веке, и Кит Китыч нынче совсем иной. Да, внешне он изменился, но суть во многом осталась прежняя и обиды, как явные, так и надуманные, накопленные за несколько поколений, уже рвутся наружу подобно лаве из жерла вулкана. Чехов уже в начале этого века предсказал, на что способен «европеизированный» купец, который почувствовал вкус вседозволенности. Пьеса «Вишневый сад», эпилог: «Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню… Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь… Музыка, играй!»

Вы понимаете господа, на что сегодня замахнулись топором не только эти отчасти выдуманные Дикие, Лопахины, но и реальные Терещенки, Рябушинские и прочая, прочая, прочая?! На саму Русь-матушку, на империю, на Престол!

Поэтому, Пётр Всеславович, мы должны бороться не только против, но и за тех представителей капитала, которые способны отринуть обиду и работать во имя и на благо России. Да, сами они далеко не агнцы. Те же Рябушинские, воспользовавшись благорасположением и явно небезвозмездной помощью Витте, разорили и довели до самоубийства Алчевского, который имел несчастие быть их должником…

Нужны точечная индивидуальная работа с каждым из наиболее выдающихся представителей предпринимательства и изменение отношения государства к третьему сословию в целом. Если мы хотим построить новую Россию, мы должны воспитать новую элиту! Или создать условия для её возникновения! И туда должны иметь возможность попасть представители всех сословий! Фёдор Артурович не даст соврать – Сталину удержаться у власти помогла именно взращенная им новая элита, куда, между прочим, входили и известная киноактриса, и председатель колхоза, и полярный летчик, и шахтер…

И, как следствие, будет происходить изменение идеологии… Нет-нет, Михаил Александрович, у меня и в мыслях нет ничего дурного, но тезис «За Веру, Царя и Отечество» перестает действовать, и ему на смену нужно придумать что-то иное…

Но это – дело будущего, а пока надо тщательно продумать операцию по задержанию всех фигурантов из сегодняшнего списка и особое внимание обратить именно на Терещенко. Если решительный, амбициозный, привыкший побеждать человек, обладающий к тому же способностью к математическому мышлению, принимает решение об участии в государственном перевороте, то он явно просчитал все возможные сценарии развития событий, включая варианты побега из Петрограда. Не пренебрегайте никакими, даже маловероятными планами.

Андрей Иванович Пероцкий спускался по лестнице в состоянии приятного душевного волнения, причиной которому вновь послужило ощущение его личной причастности к грандиозному делу. Делу, которому он отдался всей душой ещё в студенческие годы, яростно протестуя против несправедливости, насаждавшейся университетским начальством, да и вообще, всей чиновничьей бюрократией Российской империи. Окончательно вчерашний студент выпускного курса Андрюша Пероцкий понял, что он выбрал верную дорогу, познакомившись в дирекции Путиловского завода с Петром Рутенбергом, ставшим для новоиспеченного младшего инженера другом, наставником и, отчасти даже, кумиром…

С тех пор минуло более двенадцати лет, и вот сейчас он занимался, наверное, одним из самых главных дел в своей жизни. В саквояже, который он бережно нёс, лежали деньги, целое состояние, вручённое ему безо всяких расписок. Те, с кем он встречался, верили Андрею Ивановичу, его преданности их общему делу и не сомневались в его честности. Да и для самого Пероцкого эти пачки ассигнаций были не символом богатства, а лишь очередным инструментом. Революционная сознательность простых рабочих хромала ещё достаточно сильно, поэтому приходилось пользоваться неоднократно проверенными методами. Выданные в нужный момент на руки эти трёшки, пятерки и червонцы станут ежедневной гарантией того, что семьи бастующих мастеровых получат свой кусок хлеба в то время, как сами пролетарии вместо того, чтобы горбатиться в цехах, будут гордо носить по улицам красные флаги, устраивать митинги и демонстрации, бить стёкла, переворачивать трамваи, а в нужный момент возьмутся и за оружие, лежащее до поры до времени в укромных местах…

Внизу возле входной двери его ждали двое «охранников» – путиловских же рабочих, состоявших в возглавляемой им ячейке социалистов-революционеров и давно выполнявших отдельные не очень гласные партийные и личные поручения. Молча кивнув, мол, все в порядке, Пероцкий вышел с ними из подъезда. Осталось пересечь пустынный двор по диагонали, пройти длинную подворотню и подозвать «своего» извозчика…

Когда до тёмного зева «тоннеля» оставалось шага три, сзади раздался резкий свист. Оглянувшись, Андрей Иванович увидел бегущих к ним людей и изо всех сил припустил к выходу на улицу, зная, что его охрана задержит нападавших и он успеет спастись. Он уже почти миновал открытые ворота, как вдруг споткнулся на ровном месте и, хоть и выставил руки, чтобы смягчить падение, всё же приложился головой о грязную наледь брусчатки. Саквояж отлетел в сторону; ища его взглядом, Пероцкий увидел обрывки тонкой бечевки, очевидно, натянутой поперёк прохода, и чьи-то ноги в юфтевых сапогах, быстро приближающиеся к нему. Сильный удар чем-то твёрдым по голове погасил сознание… Которое вернулось к нему так же внезапно, как и пропало. Но окружающая обстановка настолько отличалась от последних воспоминаний, что Андрей Иванович зажмурил глаза и изо всех сил затряс головой, прогоняя бредовое видение больничной палаты.

– О, голубчик, наконец-то вы очнулись! – Над ухом раздался участливый женский голос. – Слава богу, сейчас я позову доктора… Лежите, лежите, вам нельзя подниматься!..