Волчок не ответил. Тогда Юля погладила его ладонью по волосам, потом поцеловала в загорелое плечо. Суровое выражение сошло с лица Егора, он улыбнулся:
– Ты из меня веревки вьешь.
– Вью, – согласилась Юля. – Но по-другому с тобой нельзя. Если за тобой не присматривать, ты опять во что-нибудь ввяжешься.
– Думаешь, я без тебя пропаду?
– Стопудово! – засмеялась Юля.
Егор вновь улыбнулся, обнял Юлю за талию и поинтересовался игривым голосом:
– Мне сегодня что-нибудь перепадет?
– Разве только чуть-чуть. Мне завтра нужно пораньше приехать на работу.
– Зачем?
– У нас с утра совещание.
Егор утрированно вздохнул и пожаловался:
– Вот так всегда. Кому-то все, а кому-то ничего.
– Волков, не паникуй, – сказала Юля. – Полчаса у тебя есть по-любому. А за полчаса многое можно успеть. Согласен?
– Ну, если не терять времени даром.
– Так в чем же дело? Действуй!
Егор засмеялся, подхватил Юлю на руки, поцеловал ее в губы и, не прерывая поцелуя, вынес ее из ванной.
Час спустя Юля крепко спала в постели, чему-то улыбаясь во сне. Свет луны падал сквозь оконное стекло и прозрачный тюль, освещая ее нежное лицо. Егор лежал на боку, подперев рукой щеку, и разглядывал подругу. В свете луны она казалась ему сказочно, неправдоподобно красивой.
«И что она во мне нашла? – размышлял он. – Я грубый, безрассудный, незаботливый. Ввязываюсь в неприятности, вечно где-то пропадаю. Блин, да я даже не совсем человек!»
Он невесело усмехнулся, затем протянул руку и нежно провел кончиками пальцев по русым волосам Юли. Волосы были мягкие, шелковистые. Внезапно у Егора защемило сердце. Пока у них все хорошо, но ведь рано или поздно им придется расстаться. Пока он рядом с Юлей, он постоянно подвергает ее жизнь опасности. В сущности, он давно должен был спровоцировать расставание и не делает этого только по причине собственного эгоизма.
Егор лег затылком на подушку и уставился в темный потолок.
Постепенно ход мыслей Волчка потек в другом направлении, и в голову ему полезли иные образы, не связанные ни с любовью, ни с нежностью. Скорее, наоборот.
Нож, пистолет, кусок провода, гвоздь… Память гауптштурмфюрера Грофта, которой завладел Егор Волков, хранила массу информации, касающейся различных способов убийства. Он мог превратить в оружие любую вещь, знал все уязвимые места человека, все точки на теле, удар по которым приносил быструю или даже мгновенную смерть. Информация эта мучила его, как если бы в руках у него был чемодан с самым современным оружием, и вокруг шла война, а он бы не имел возможности воспользоваться этим оружием. Груз чужих, страшных воспоминаний был невыносимо тяжел.
«Дьявол!… – думал Егор. – Похоже, я превращаюсь в Грофта. Воля этого парня сильнее моей. Просто чудо, что я сумел проникнуть к нему в голову и закрепиться там. По всей вероятности, этому способствовала «сыворотка правды», которую вколол Грофту англичанин Оллдфорд».
Поразмыслив немного, Волчок решил, что так все и было. «Сыворотка правды» подавила волю агента Грофта, сделала его уязвимым. И в тот момент, когда это произошло, разум Егора проник в голову Грофта и сумел там закрепиться.
…Спустя два часа, так и не сумев уснуть, Волчок потихоньку встал с постели, на цыпочках прошел на кухню, притворил за собой дверь и достал из шкафа новую пачку сигарет.
Сел на стул, закурил. Посмотрел на свои руки.
Вот этими самыми руками он убивал людей. Или – не он? Все происходило на уровне рефлексов и моторики. Разум, подобно стрелку, всего лишь «спускал курок», а тело, превратившееся в оружие, делало то, что умело делать лучше всего.
Волчок попытался отвлечься от невеселых мыслей. Он взял со стола пульт и включил телевизор. На экране появилось грустное женское лицо, тающее в завьюженном снегу, и печальный голос запел:
Жутким плачем расколется ночь,
И никто мне не сможет помочь.
Застынет под окнами бешеный вой.
Это снежные волки пришли за мной…
Егор стряхнул с сигареты пепел и снова взглянул на экран.
Вы холодные снежные звери.
Неисчислимы ваши потери.
Гибнете сотнями в солнечном свете,
И жизнь ваша длится лишь до рассвета…
Он не мог больше усидеть дома. Чужая воля, проникнув в душу Волчка при помощи чуждых воспоминаний, звала его на улицу. Воля эта не знала покоя, и, значит, покоя не знал сам Волчок.
Лишь рассветет, и белые кости
Под сахарным снегом, как тонкие трости,
Вырастут в поле под музыку вьюги.
Их не разыщут ни волки, ни люди…
Егор взял пульт и выключил телевизор. Затем вдавил окурок в пепельницу и поднялся со стула.
4
На улице было по-осеннему прохладно. Егор шел по тротуару, подняв воротник куртки и сунув руки в карманы джинсов. Чувствовал он себя странно. С одной стороны, в душе царили покой и уверенность в себе, каких он давно не ощущал. С другой – зверь у него внутри задыхался от холодной ярости, словно чужая воля стреножила его, скрутила ему лапы и запихнула в тесную клетку.
Внезапно в горле у Волчка пересохло, ему захотелось пить. Остановившись возле ночного ларька, он достал из кармана купюру, сунул ее в окошко и коротко проронил:
– Бутылку пива.
– Какого вам? – откликнулась из окошка продавщица.
– Любого. Только похолоднее.
Продавщица выдала ему бутылку ледяного «Батвайзера». Егор открыл ее, запрокинул голову и сделал несколько больших глотков. Пивная влага холодной горечью прокатилась по пищеводу, принося облегчение. Егор опустил бутылку и перевел дух. Зверь у него в душе перестал биться о железные прутья клетки, спокойствие и уверенность взяли верх.
Егор достал из кармана пачку «Кэмэла» без фильтра, вытряхнул одну сигарету и вставил ее в губы.
– Брат, угости сигаретой, – услышал он за спиной хрипловатый голос.
Глаза Егора замерцали желтоватым огоньком.
– Я тебе не брат, – не оборачиваясь, отозвался он.
Зажигалка сухо щелкнула у него в пальцах, и огонек пламени осветил его спокойное, холодное лицо.
– Зачем так говоришь? – с осуждением и угрозой осведомился голос. – Все люди братья.
– Люди? – Егор повернулся и взглянул на двух рослых, чернявых мужиков, стоявших у него за спиной. Прищурился и отчеканил: – Если вы – люди, то я – нет.
Один из мужиков осклабился:
– Обидеть хочешь, да?
Волчок отвернулся. Он ожидал от незнакомцев решительных действий и, вероятно, получил бы их, однако в этот момент один из мужиков хрипло выкрикнул: