— Я буду говорить, что захочу, Васкиген. Вы, рудокопы, думаете, что знаете все лучше всех. Улавливаешь, Леонат? Вот тебе немного межклановой вражды.
— Да, я как раз и знаю лучше. Он уложит тебя на спину и сломает руку, если не будешь следить за языком, — предупредил Васкиген.
— Он же хилый, как медленнохвост после Долгой зимы, — с сомнением в голосе сказал Мегген. — Может, он и смог побить такого сосунка, как ты, Васк, но меня он вряд ли сделает.
Голлф кровожадно оскалился.
— Не сила. Боевое умение. Смекаешь? У Гол… у меня, — сказал Голлф, исправившись.
— Да, да, ничуть не сомневаюсь. — Мегген поднял стакан.
Голлф в смятении уставился на него.
— У вас там разве не принято чокаться? — спросил Каллиген, вежливо стукнув своим стаканом о Васкигена. — Будем! — сказал он. — Видишь? Теперь давай ты.
Голлф с сомнением взглянул на свой стакан:
— На Босоваре это большое оскорбление. Тебе не следует стучать по стакану другого, если не хочешь с ним драться.
— Но не на Парагоне, сопля ты розовая. Будем! — произнес Мегген.
— Ты меня снова оскорбил!
— Там, откуда мы родом, это называется подшучиванием, — рассмеялся Каллиген.
— Хорошо. — Голлф поднял свой стакан, однако затем хмуро опустил назад на стол. — А вы точно не издеваетесь надо мной — дурачок с дикого мира, ха-ха, а давайте посмеемся над дикарем? — сказал он. — Вы злые. Может, мне преподать вам босоварский урок?
Он произнес это с такой горячностью, что у Меггена открылся рот.
— Погоди-ка, я просто шутил, малыш. Мы же друзья…
Голлф раскатисто расхохотался:
— Ха! Теперь я подшутил над тобой, здоровый ты грокс! Будем! — Он ударил стаканом по стакану Меггена.
Все рассмеялись, и оба осушили стаканы, хлопнули по столу и скривились.
— Во имя Трона, из чего они его гонят? — сказал Мегген.
— У него характерный запах моющего средства, — указал Каллиген.
— Глядите-ка на него! Нашелся тут ло. Предпочитаете мягкий глис, ваше высочество? — поинтересовался Ганлик.
— Следует заметить, что да, — с дворянским произношением ответил Каллиген.
Это вызвало новый взрыв смеха.
— Я — ло, за то и выпью, — протянул Ганлик и принюхался к своему стакану. — Да и вообще, мне плевать.
— Не понимаю я все эти «ло» и «фор», — заметил Леонат. — Они хоть что-то значат?
— Да, — сказал Каллиген.
— Все просто, — пустился в пояснения Ганлик. — Представь, что ты парагонец. У тебя есть собственное имя, семейное имя и клановое имя. Если в тебе течет благородная кровь…
— Которую Ганлики изрядно разбавили вот этой вот мочой, — вставил Мегген.
Ганлик продолжил:
— Хоть какая-то благородная кровь, то ты имеешь право использовать приставку «ло» перед клановым именем. Если нет, тогда ты — простолюдин немытый.
— Ты такой же простолюдин, как мы с Васкигеном, — произнес Мегген. — Рожденный и прирожденный к полу мануфакторума.
— Я так не думаю. Эти восхитительные руки никогда не опускались до тяжелого труда. Писцы, вот кем была моя семья, и я этим горжусь, — сказал Ганлик.
— «Ло» больше уже ничего не означает, — заметил Мегген.
— Подтверждаю, — сказал Каллиген, — хотели даже ее упразднить. В объединенном совете кланов говорят, что она обесценилась. Слишком много знати развелось. А винить-то и некого, кроме самих себя.
Парагонцы затихли. Все они вдруг вспомнили родной дом, в непреодолимых световых годах отсюда.
— Это разделяет, — сказал Леонат. — К чему тащить это с собой в Астра Милитарум? Оно же ничего не значит.
Мегген мрачно посмотрел на атраксийца через дно пустого стакана.
— Оно значит все.
— Я не понимаю, — сказал Голлф.
— На Босоваре у вас ведь есть старейшины, так? — спросил Каллиген. Голлф кивнул. — Вот и у нас дома есть большие шишки в стеклянных дворцах, а есть все остальные, живущие в грязи и шуме того, на чем специализируется их клан.
— Но ты и он… Мегген говорит, что вы оба тоже живете в грязи, — сказал Голлф.
— Напомнить другим, что в тебе течет благородная кровь, — это способ почувствовать себя немного лучше, — отозвался Каллиген.
— Я тоже их не понимаю, дружище Голлф. Мне это тоже чуждо. На Атраксии все люди рождаются равными, — произнес Леонат. — Нас испытывают всю жизнь, дабы найти самую подходящую роль в жизни. Происхождение — не залог качества человека.
— Да, это важно! — горячо сказал Мегген. — Как, во имя Терры, ты можешь знать, кто ты, если не знаешь своих корней?
— Но ты говорил, что старейшины это плохо, — вставил Голлф.
— Так заведено в обществах, где происхождение играет важную роль, Голлф, — сказал Леонат. — Они жалуются на свое положение, но будут до конца защищать систему. Честное испытание — вот единственная реальная альтернатива. Так мы можем быть уверены, что все мы служим Императору наилучшим образом.
— Тогда у тебя, наверное, был очень низкий балл, — сказал Каллиген.
— С чего бы? — возмутился Леонат. — Очень даже высокий!
— Правда? Тогда почему тебя послали в Астра Милитарум?
— Я уверена, твои баллы вовсе не плохие, мой маленький Лео. Они честные, — проворковал Мегген голоском матери, успокаивающей ребенка. — Тебе дадут любимый лазган и койку на другом конце Галактики, где ты не станешь путаться под ногами у серьезных ребят.
— Прошу на выход! — весело сказал Каллиген.
— Что?! — в притворной ярости воскликнул Голлф. — Со мной на Босоваре случилось точно то же самое!
Все рассмеялись. Даже Эппералиант, о чем-то задумавшийся, улыбнулся.
— Что у нас тут? — заговорил бородатый мужчина с жестоким взглядом.
Смех танкистов угас, когда на них легли тени. Их стол обступило кольцо атраксийцев.
— Это не твое дело, дружище, — ответил Мегген.
Он одним махом осушил свой стакан и тяжело опустил его на стол. Затем достал пачку тарабакских сигар и закурил одну. Он поочередно предложил их каждому за столом, намеренно проигнорировав атраксийцев. Васкиген и Каллиген взяли по одной.
— Эй, ты. Я с тобой говорю. — Атраксиец хлопнул по бычьему плечу Меггена.
— Не делай так, дружище.
— Тогда, «дружище», расскажи и нам шутку. Всем интересно, с чего вы здесь смеетесь. Расскажи нам шутку. Ты, а ты тоже атраксиец. Ты с ними? — спросил он Леоната.
— Да. Это мои товарищи, как и ваши.
— А как насчет этого? — сказал их заводила, указав на Голлфа. Тот мрачно уставился в ответ. Вернулась его прежняя нервность, и он съежился, не зная, как себя вести. — Да-да, ты, сутулый. Зачем прячешься? — сказал лидер атраксийцев. — Ему нельзя было выходить.