Дом последней надежды - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 15

Слишком много здесь всего, что не пристало мне делать.

Город встретил тишиной.

Узкая улочка.

Высокие заборы, будто люди, здесь жившие, норовили отгородиться друг от друга. За каждым — Иоко это знала — скрывался собственный тайный мирок. Деревянные сандалии глухо цокали. Ни дать ни взять — копытца…

— Госпожа, на рынке держитесь меня, — Шину повторила это в десятый раз. — Там много всяких людей, госпожа…

Деньги я отдала ей, и Шину, обернув их куском белой материи, сунула куда-то в складки кимоно. На ней было светло-зеленое, не слишком удачного оттенка, который придавал смуглой коже Шину желтоватый болезненный цвет. Волосы она, к слову, тоже заплела в косу, да и пудриться не стала.

Тишина.

И дорога.

Солнце припекающее, хотя до полудня оставалось еще прилично. Я хотела выйти раньше, но Шину сказала, что на рассвете продукты дороже всего, а ближе к полудню цену изрядно скидывают. Конечно, и бедняков больше, и всякого сброда, но нам ныне не выбирать.

Заборы закончились, сменившись невысокими оградами, над которыми возвышались красные крыши весьма характерного вида. Загнутые края, будто дома примерили одинаковые нарядные шляпы.

Колокольчики.

Каменные фигуры демонов…

И редкие люди, которые старательно не обращали на нас внимания. Я же не стеснялась разглядывать все. Хотелось потрогать щербатого льва или вот это изогнутое причудливым образом дерево и просто подойти к девушке в сером простом платье, что, встав на колени, возилась в саду…

Мы свернули вновь.

И дома стали меньше. Ниже. Улица — уже и грязней.

Рынок встретил нас характерной вонью разлагающейся рыбы. Кучи ее лежали прямо на земле, и неопрятного вида женщины дремали над ними. Роились мухи. И женщины, время от времени пробуждаясь ото сна, брали в руки опахала на длинном древке.

Я зажала нос пальцами.

— Может, стоит вернуться? — заботливо осведомилась Шину. — Я одна могу… все одно ж ничего не поймете.

Я покачала головой и решительно ступила на узкую дорожку меж рыбными рядами.

Рыба соленая в бочках и сушеная, подвешенная на длинные жерди. Раковины, которые разламывали прямо здесь и, сбрызнув соленой водой, предлагали покупателю. Многие брали, глотали нежное мясо и шли дальше…

Гул.

Трубный рев осла.

Ругань. Визги. Квохтание кур, которых держали в плетеных корзинах. Шипели гуси, тянули шеи, норовя ухватить покупателей красными клювами.

Ползали крабы, не желавшие смиренно ждать своей участи.

Дымилась свежая печень, и две старухи самозабвенно ругались над куском вырезки. Обе были одеты богато, но за плечами их виднелись огромные корзины.

— Это домоправительницы, — пояснила Шину. — Из тех, которые опытные. Знают, как сберечь хозяйские деньги…

Помолчав, она добавила:

— Но не всегда хозяин об этом знает. Слыхала, многие так верят слугам, что деньгам вовсе счет не ведут.

Это было ей непонятно. И мне странным казалось то, как сочетаются в ней две части этой натуры: безоговорочная вера в правоту обычаев, которые вовсе отказывали ей в праве на разум и самостоятельность, и удивительная практичность.

Мы шли мимо мясных рядов, где мяса почти и не осталось, а то, которое было, Шину сочла неоправданно дорогим. Мимо морских, где торговали не только рыбой, но и водорослями, что влажными, бледно-зеленого цвета, что сухими, сложенными в аккуратные стопки. Иные сворачивали, будто свитки, запихивая внутрь клочки лимонной травы. И Иоко знала, что от этого листы обретают особый вкус.

Дорого.

Были здесь и крупные мидии в бочках, и морские звезды, и прочие обитатели порой весьма удивительного вида. Соленые осминожьи щупальца или мешочки с чернилами каракатицы.

Ракушки.

Обломки кораллов. Доски, вымоченные дочерна и с набитыми на них знаками, про которые Шину обмолвилась, что годятся они для корабельщиков, которые удачи ищут. И то надобно знать, с какого судна доска взята и кто знак чертил, а то только хуже будет.

Узкогорлые бутыли с маслом. И мешки риса, круглого и длинного, бурого, красного и зеленого. Изредка — белого, разложенного в махонькие полотняные мешочки. Этот стоил непомерно дорого, а потому был отвергнут Шину.

Нам сойдет и тот, который попроще.

Масло.

И мука, за которую приходится отсчитывать несколько серебряных монет, но это вполовину меньше, нежели запросили сразу. Шину умеет торговаться и любит, я вижу это по ней. Она просто-таки расцвела, оказавшись в своей стихии. Здесь, казалось, ей был известен каждый уголок. И согнутая в полупоклоне спина ее распрямилась. Поднялся подбородок. А в глазах появился характерный азартный блеск.

— Да что ты говоришь? — Взмах руки, и широкий рукав скользит над мешочками с приправой. — Думаешь, если я женщина, то глупа и не способна отличить хороший корень имбиря от залежалого?

Она грозно хмурила брови и перебирала приправы. Что-то терла, что-то нюхала. Цокала языком и кивала, выслушивая уверения торговца, клявшегося, что травы у него наилучшие.

— Тьерингам это рассказывай, — фыркнула Шину и развернулась. — Альгасс морской взять еще можно, но не за полтора серебряных…

И торг начинался по кругу.

— А рыбу лучше у рыбаков брать. — Шину успевала и со мной делиться нажитой своею мудростью. — Я знаю честных людей, просят втрое меньше, чем эти перекупщики, а рыба всегда найсвежайшая…

Я кивала и смотрела, как уходят деньги. Я не сомневалась, что все это нужно — и рис, и мука, и масло, и иные вещи, порой совершенно незнакомые мне, вроде полупрозрачных полосок шкуры какого-то морского зверя. Их вымачивали в рассоле и, порезав на полупрозрачные нити, растирали.

А потом мешали с мукой…

Иоко помнила вкус этих лепешек, острый, морской. И кажется, любила их.

Пускай.

Мы прошли мимо рядов с тканями, не остановившись, чтобы полюбоваться на шелка. Их ловко разворачивали, трясли и мяли. Заставляли взлетать, демонстрируя удивительнейшие оттенки и тонкое шитье.

А кружева не было.

Жаль, я не имею представления, как его плести, иначе могла бы заработать.

Наверное.

Роскошные пояса.

И целый короб украшений в волосы, которые ловкий паренек с куколем на голове, втыкал в парики, превращая их в произведения искусства.

Лавки с посудой и упряжью.

С деревянными сандалиями, некоторые — весьма чудовищного вида, этакие деревянные колодки невероятной высоты. И разум Иоко подсказал, что это — окобо, обувь учениц майко, и мастер, удостоенный права делать их, гордится.