– Давно, – ответил Ратибор. – С самого полудня.
– Я знаю эти места, – сказал Полей. – Бывал здесь с караваном купцов шесть лет назад. Верст через двадцать начнется Эльстарский лес. Лес этот тянется еще верст на двадцать, и там рыцарям придется разбить лагерь и заночевать. Скорей всего, они это сделают у реки.
Полей на секунду замолчал, потом пристально посмотрел на Волчка и негромко добавил:
– Тут один из германцев спрашивал, нет ли среди нас кузнеца. Мы в ответ промолчали, однако теперь я думаю, что зря.
– О чем ты, Полей?
– Хорошие кузнецы ценятся везде. Скажи им, кто ты, и может быть, они развяжут тебе руки. Никто не решится портить кузнецу руки, в этом нет никакой выгоды.
Волчок усмехнулся и процедил сквозь зубы:
– Нужна мне их жалость.
Но тут же в голову ему пришла идея. Медлить он не стал.
– Эй, германцы! – крикнул Волех по-немецки. – Который тут из вас спрашивал про кузнеца?
Рыцари оглянулись. Один из них, ехавший впереди, высокий и худой, в дорогих доспехах, слегка осадил коня, дождался, пока повозка поравняется с ним, и, уставившись на Волеха, поинтересовался надменным голосом:
– Ты умеешь работать с железом, славянин?
– Я в этом деле лучший, – в тон ему ответил Волех. – Хочешь – проверь. Но сперва развяжи руки – затекли.
Рыцарь пристально посмотрел Волчку в глаза, тот спокойно выдержал этот холодный, изучающий взгляд. Затем рыцарь дал знак верзиле-стражнику, ехавшему рядом с телегой. Тот кивнул, выхватил из ножен длинный кинжал и одним молниеносным ударом разрубил путы на руках Волеха.
Веревка свалилась с опухших запястий, и из груди Волчка вырвался вздох облегчения.
– Так-то оно лучше, – проговорил он.
Рыцарь продолжал внимательно разглядывать Волчка. Наконец, вдоволь насмотревшись, он сухо произнес:
– Меня зовут Иоганн Бергштадский. Я рыцарь ордена Святого Губерта. Назови мне свое имя, славянин.
– Волех. Меня зовут Волех.
– Где ты научился говорить на нашем языке, кузнец?
– В нашем селе жил один дед-германец. Двадцать лет назад он странствовал в наших краях, и в нашем лесу его здорово потрепали дикие собаки. Сельчане его выходили, и он остался в деревне навсегда.
Рыцарь Иоганн внимательно выслушал Волчка, затем проговорил с легкой усмешкой:
– Хороший кузнец, да еще и говорящий на нашем наречии – просто находка. Я буду следить за тобой, славянин.
Рыцарь отвернулся от Волеха, слегка пришпорил лошадь и выехал вперед.
Волех откинулся спиной на борт телеги и поймал на себе удивленные взгляды Ратибора и Полея.
– О чем вы говорили? – спросил Ратибор.
– Рыцарь интересовался, хорошо ли я умею работать с железом. И обещал присматривать за мной.
– И что ты об этом думаешь?
Волчок усмехнулся.
– Думаю, у нас еще будет возможность разбить ему башку топором или намотать его кишки на твой кончар, Ратибор.
– Мой кончар остался на поле битвы, Волех, – пробасил, нахмурившись, рыжий воин. – Но если ты придумаешь, как нам освободиться, я задушу этого сволоча голыми руками.
…Долго ехали молча. По бледному, обескровленному лицу рыжего воина Волчок видел, что тому совсем худо, но Ратибор крепился и не подавал виду.
Лес вокруг пошел густой и темный, настоящие дебри. Волчку при взгляде на этот лес стало не по себе. Он поежился. Теперь, оказавшись в вынужденном и тягостном покое, Волчок получил наконец возможность обдумать свое положение. Он закрыл глаза и постарался успокоиться.
«Итак, будем рассуждать последовательно и здраво. То, что происходит вокруг – не сон, не морок и не дьявольское наваждение. Это – реальность. Рыцари – реальность, мечи и копья – реальность, запах соломы, железа и лошадиного навоза – реальность. И кровавые волдыри на запястьях – тоже реальность».
Волчок доверял своим чувствам и ощущениям. А раз так – значит, он все-таки попал в прошлое. Но совсем не в то прошлое, на которое рассчитывал профессор Терехов.
Что же это – ошибка? Или злой умысел? А если профессор с самого начала знал, что отправит Егора в такое далекое прошлое, но ничего ему не сказал?.. Этот вариант представлялся Волчку вполне возможным.
Он сжал зубы и попытался прогнать неприятные мысли прочь. Как бы то ни было, но он все еще жив. Перенестись в будущее он усилием воли не сможет, а значит, придется положиться на профессора.
Но что может сделать он сам?
Волчок открыл глаза и посмотрел на проплывающие мимо черные кроны деревьев.
Он может попытаться выжить здесь. Раз он теперь находится в теле своего предка, то нужно спасать это тело. В противном случае Волчок рискует никогда не появиться на свет.
2
Полей оказался прав. Проехав по лесу еще часа полтора, караван остановился. Кони устали, требовалось их напоить и накормить.
– Отдыхаем до утра! – крикнул рыцарь Иоганн.
На последнем слове он сорвался на фистулу и закашлялся. Судя по всему, рыцарь был простужен.
Четверо ландскнехтов принялись устраивать лагерь для ночлега, собирать хворост и разжигать костры, еще шестеро распрягли коней и повели их к реке.
Пленников бросили под раскидистым старым дубом на мокрую, колючую траву, не потрудившись выбрать для них место посуше и помягче. Себе и своим товарищам ландскнехты устроили лежанки поближе к костру, на густой траве, разложив на ней тощие походные матрасики, набитые конским волосом и сухим мхом.
Все это время Волчок внимательно наблюдал за германцами. Трое из них ранены. Раны были незначительными, но, судя по всему, болезненными и изматывающими. Еще двое, включая рыцаря-предводителя, сильно простужены. Остальные хоть и здоровы, но валились с ног от усталости.
Рыцарь Иоганн подошел к Волчку, остановился рядом с ним и протянул ему кожаную флягу.
– Выпей, славянин, – сказал он. – Тебе нужно быть здоровым и сильным, чтобы хорошо работать.
Волчок уже не удивлялся тому, что понимает германскую речь. Про старика-германца он Иоганну не соврал, такой действительно жил в его родном селе, и, будучи мальчишкой, Волех проводил с безумным немцем очень много времени.
– Благодарю, – сказал Волчок, принимая флягу.
Однако прежде, чем попить самому, он передал флягу своим товарищам-узникам. Рыцарь холодно усмехнулся, но не стал препятствовать.
Когда Ратибор и Полей утолили жажду, Волчок поднес флягу к своим губам. К его удивлению, во фляге была не просто вода, а какой-то травяной настой. Терпкий, горьковатый, но освежающий.