– Обслуживание просто на редкость, – заметил я.
– Зато со стороны нашей королевы претензий не будет, надеюсь, – парировал Митараи.
– Не могли бы вы поскорее пролить свет на это непонятное дело? Раскрыть секрет, так сказать. Если, конечно, вы его знаете, – решил рубануть сплеча Тогай, стоявший с чашкой чая в руках. Его слова выражали общее чувство, потому что все, словно по команде, тут же обратили взоры на Митараи.
– Раскрыть секрет? – рассеянно протянул мой друг. – А никакого секрета нет. Как я уже говорил, все эти убийства совершила кукла – Голем, одержимый духом мертвых.
Мне было больно это слушать. К Митараи вернулся его обычный несерьезный издевательский тон.
– Я изучил кое-что, и оказалось, что до начала строительства дома на этом месте лежала равнина. И вот как-то вечером, давным-давно, с отвесного берега, на котором сейчас стоит этот дом, бросился паренек-айну
[19].
Так начал свой рассказ Митараи, но мне было ясно, что он только что выдумал эту историю. Не зная его намерений, я думал, что мой друг просто хотел потянуть время.
– У этого паренька была девушка, которую звали Пирика. Они любили друг друга. Узнав о смерти любимого, девушка следом за ним прыгнула с обрыва. – Митараи явно пересказывал где-то услышанную сказку. – И вот с тех пор каждую весну на этом месте расцветают ирисы, алые как кровь.
Я вспомнил, что кафе, в котором мы с Митараи ужинали перед приездом в этот дом, называлось «Пирика». На стене кафе висела фотография ирисов, а под ней – какие-то стихи, посвященные этим цветам. Но те ирисы были самые обычные. Красных ирисов я ни разу в жизни не видел и не слышал о таких.
– Влюбленных разлучили бессердечие и расчет жителей их деревни. На Пирику положил глаз сын предводителя местного клана, который пообещал односельчанам одарить каждый двор тачкой, если Пирика ответит на ухаживания сына. Доведенные до отчания, парень и девушка покончили с собой. С того времени их горькая обида на жителей деревни, накопившаяся злость укоренились в этой местности. А со строительством этого дома эти чувства нашли здесь пристанище. Души погибших…
– Ах! – прервал Митараи чей-то возглас. Я увидел, как стоявшая рядом Эйко, прижав руку ко лбу, сползла на корточки. – Чашка… – проговорила она.
Я едва успел забрать чашку из ее рук, и в следующий момент Эйко тяжело опустилась на пол. Тогай и Кодзабуро подбежали к ней.
– Перенесите ее на кровать! – воскликнул Усикоси.
– Похоже на снотворное, – нагнувшись к Эйко, сказал Митараи. – Если дать ей поспать, завтра утром проснется, будто ничего и не было.
– Вы уверены, что это снотворное? – спросил Кодзабуро.
– Абсолютно. Послушайте, как она ровно дышит.
– Но кто это мог сделать?! – скорее простонал, чем проговорил Кодзабуро, оглядываясь на прислугу.
– Понятия не имеем! – ответили все трое.
– Преступник здесь! – громко и резко, совсем не по-стариковски, заявил Кодзабуро. – Эйко оставаться тут опасно. Отнесем ее в комнату!
Кодзабуро говорил тоном, не допускающим возражений. В этот момент каждый мог легко представить, каким он был в молодые годы.
– Но кровать в комнате Эйко обгорела, – напомнил Одзаки.
Хамамото будто током ударило – такое у него было выражение лица.
– Если это снотворное, наверное, лучше оставить вашу дочь здесь, – предложил Усикоси.
– Да-да! Но здесь же эта дырка. Надо ее заколотить!
– Но тогда придется встать на кровать…
– А снаружи это сделать нельзя?
– Поймите, если начать колотить молотками прямо над головой человека, выпившего снотворное, наутро она проснется с чудовищной головной болью, – предупредил Митараи.
– Но оставлять ее здесь просто так опасно!
«Почему? Не опаснее, чем, например, в десятом номере или тринадцатом», – подумал Митараи, хотя вслух не высказался. Ведь в случае с Кусакой, которого убили в тринадцатом номере, вентиляционное отверстие было забито наглухо. Какой смысл сейчас заколачивать вентиляцию? В душе, видимо, все думали так же, как Митараи.
Кодзабуро стоял, сжав кулаки и опустив голову.
– Раз вы так беспокоитесь за свою дочь, я могу на всю ночь поставить здесь охрану. Разумеется, наш человек не станет спать вместе с Эйко-сан в этой комнате. Он запрет дверь на ключ и будет сидеть на стуле в коридоре до самого утра. Как вам такой вариант? – предложил Усикоси. – Анан-кун! Хочу попросить подежурить вас. Если тяжело всю ночь, скажите – Одзаки вас сменит.
От этой комнаты только один ключ? Дубликата нет? – продолжал старший инспектор. – Тогда, думаю, лучше, если ключ будет у вас, Хамамото-сан… Анан-кун, мы не знаем, кто преступник. Возможно, это один из здесь присутствующих. Поэтому кто бы ни появился у двери, не пускайте никого. Даже меня, даже Окуму-сан. До тех пор, пока завтра утром мы снова не соберемся здесь. Вас это устраивает, Хамамото-сан?.. Давайте так и поступим, господа. А теперь прошу меня извинить. После сказки, которую рассказал нам уважаемый господин предсказатель, меня клонит в сон. Конечно, очень хочется услышать продолжение, но боюсь, как бы не заснуть прямо здесь. И потом, не годится шуметь, когда наша хозяйка отдыхает. Давайте спать. Время позднее. Продолжение истории послушаем завтра.
Все согласились с инспектором. Все, кроме Кодзабуро, пробормотавшего себе под нос: «Как можно сохранять спокойствие, когда непонятно как, в закрытых комнатах, убили столько людей?».
Сцена 3. В Зале тэнгу
Дом дрейфующего льда погрузился в сон; лишь только ветер хозяйничал в покинутых людьми темных и тихих коридорах и пространствах, распевая свои безумные песни.
Замок в двери третьего номера еле слышно щелкнул, дверь медленно отворилась. Бледно-мутный луч из коридора проник в комнату, смутно высветив лица кукол – обитателей Зала тэнгу. И среди них – ухмыляющееся лицо Голема.
Кто-то на цыпочках вошел в комнату. Ступая осторожно, будто по тонкому льду, приблизился к Голему. Когда этот человек подошел к окну, падавший из коридора свет упал на его лицо, обращенное в профиль.
Это оказался Кодзабуро Хамамото. Ключ от Зала тэнгу был только у него.
Кодзабуро даже не взглянул на Голема, который, как всегда, сидел на полу с вытянутыми ногами. Все его внимание было сосредоточено на стене, увешанной масками. Подойдя к ней, Кодзабуро занялся странным делом – одну за другой начал снимать маски!
Он складывал их на пол по десять штук, пока в центре южной стены не образовалось округлое пустое пространство. Оказалось, что стена выкрашена белой краской, которую за масками было практически не видно.
И в это время произошло нечто поразительное. Вытянутые ноги Голема конвульсивно дернулись!