– Ты приводишь еретиков в качестве примера, – сказала она, подразумевая, что не видела разницы между ведьмами и магами крови. – А это не особо убедительно.
– Это доказательство того, что не стоит смотреть на магию, словно ты «святоша».
– Да я никак на нее не смотрю.
– Но ты же продолжаешь звать меня еретиком.
– Так ты и есть еретик. И только что вывалил на меня всю свою ересь. Мои силы дарованы богами, так что мог бы придумать что-то оригинальнее «святоши».
Малахия присел рядом с ней, и она внезапно напряглась… из-за него. Он находился так близко, что одно его колено коснулось ее ноги. Надя сглотнула. Малахия невыносимо нежно обхватил ее запястье и закатал рукав, обнажая заживающий порез на предплечье, который остался от его когтя. И пока они оба смотрели на доказательства ее участия в ереси, между ними повисла тишина, даже вокруг стало пугающе тихо.
– Что ж, – выдохнул Малахия, и на губах мага мелькнула мрачная улыбка. – Возможно, ты и права. Может, ты не такая уж и «святоша».
Этого не должно было случиться. Ей не следовало находиться так близко к этому юноше и разрешать ему прикасаться к себе. Ее взгляд задержался на его губах, пока разум медленно вникал в сказанное им.
Но стоило этому случиться, как она тут же отдернула руку и принялась тереть алтарь, чтобы не выказать своей слабости. Надя изо всех сил старалась не думать о том, как пальцы Малахии удерживали ее запястье, и этому никак не помогало то, что его колено все еще прижималось к ее ноге.
– Ты никогда не ощущала себя так, словно попала в ловушку? – спросил он после длительного молчания.
– В какую ловушку?
– Выбранного пути, которого тебе приходится придерживаться, чтобы пользоваться магией. Что приходится от чего-то отказываться из-за прихоти другого существа. Ты так мало говоришь о собственных желаниях. Разве это не давит на тебя?
– Если бы все было так, то да. Но моя жизнь не такая. И чары тоже.
Но… на какое-то мгновение она задумалась о том, насколько осторожной ей приходится быть с богами и что принятое решение сделать все ради выживания стоило ей нескольких часов угрызений совести. Но тут же отогнала эти мысли.
– Но тебе же приходится придерживаться всех этих правил и ограничений. Что будет, если ты их нарушишь?
– Я этого не сделаю.
Он нахмурился:
– Что мешает тебе проверить границы допустимого?
Надя откинулась на руки, случайно задев Малахию пальцами, и их тут же окутал жар. Она отодвинулась.
– Что ты пытаешься сказать, Малахия? – расстроенно спросила она, но так и не смогла посмотреть ему в глаза.
Маг подтянул одно колено к груди и опустил на него подбородок.
– Я просто пытаюсь понять.
– Зачем тебе это?
Вопрос, казалось, искренне озадачил его:
– Разве это не может быть простым интересом?
– Тебя вообще не должно это заботить.
Малахия открыл рот, но задумался и снова закрыл его.
– Мне не все равно, – тихо сказал он.
Надя с трудом сглотнула.
– Почему? – спросила она.
Он был транавийцем, еретиком, Стервятником.
Да он воплощал в себе все, против чего боролась Надя, и все же…
Было что-то еще. Но она не знала, что именно. И ее больше беспокоило то, что ей хотелось это выяснить.
– Потому что я знаю лишь то, что мне говорили Стервятники, – неохотно ответил Малахия. – И нас обоих с детства готовили… ну, убить друг друга, но вместо этого мы сейчас сидим здесь.
И при этом их почти ничего не разделяло.
– Стервятники уничтожили клириков Калязина, – сказала Надя.
Он встретился с ней взглядом, а потом кивнул. И в его глазах Надя не заметила ни стыда, ни раскаяния.
– Я не причиню вреда последнему из них, – сказал он.
Сердце девушки, словно бешеное, колотилось в груди, и она не знала, как его успокоить.
– Мы не знаем, последняя ли я, – через мгновение чопорно возразила она, надеясь, что это разрушит чары, которые удерживали ее здесь в ловушке вместе с ним, хотя она и знала, что боги не имели к этому никакого отношения.
– Тебе не интересно, какой бы тогда стала твоя жизнь, если бы ты не боялась нарушить чьи-то ожидания или кары небесной?
«Нет. Да. Дать ответ на этот вопрос оказалось сложнее, чем он представлял».
– Ты выросла в монастыре. – Он поерзал и поднял с земли гвоздь. – И тебе приходилось все время придерживаться строгих правил, верно? Как жить, кого любить, о чем можно и нельзя думать.
– Я не возражаю против правил и не жалею, что выросла в монастыре, но чары, судьба и понимание, что большинство клириков убили молодыми… – Надя замолчала на мгновение. – Тяжело жить, зная, что, вероятно, умрешь ужасной смертью. Но я та, кто я есть. И это благословение, а не проклятие.
Она надеялась, что это не прозвучало так, будто она пыталась оправдаться. Да что с ней происходило?
Несколько секунд он обдумывал ее слова.
– Ты не согласен со мной, – произнесла Надя.
Малахия кивнул.
– Вот почему наши страны воюют уже почти целое столетие, – заметила она. – Да что говорить, даже сейчас у меня есть небольшое желание прибить тебя.
– Всего лишь небольшое?
– Не испытывай судьбу, – ответила она и повернулась к статуе.
Но тут его рука скользнула по ее щеке, большой палец коснулся подбородка, а затем он повернул ее к себе лицом.
– Именно это я и собираюсь сделать, – пробормотал он.
Если бы Надя не сидела, у нее бы подогнулись колени. А затем Малахия спокойно отпустил ее, встал и указал на статую:
– Ты закончила?
Наде понадобилось несколько мгновений, чтобы наконец кивнуть. Он протянул ей руку, и она, поколебавшись, позволила ему помочь ей подняться. Как только она выпрямилась, Малахия сунул руки в карманы мундира и пошел по дороге в сторону лагеря. А она молча провожала его взглядом, прекрасно понимая, что между ними что-то изменилось.
Общение на транавийском несколько дней подряд помогло Наде лучше понимать язык, но избавиться от акцента не получалось. С каждым днем это все больше и больше расстраивало Малахию, но она так и не понимала, что делала не так.
– Ты говоришь слишком мягко. Твои слова звучат слишком мелодично. Смотри. – Он помахал рукой у себя перед ртом. – А транавийцы суровые.
Надя не стала привязывать коня, а отпустила его побродить по округе, послав короткую молитву Вецеславу, чтобы он присмотрел за ним и тот не ушел слишком далеко.