Диктаторы и террористы - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пумпянский cтр.№ 19

Навязанное югославским антагонистам Дейтонское соглашение остановило войну. Оно не прояснило, как именно будет строиться мир. Но было признано, что недостаточно миросохранения (peace keeping), задача стоит новая, и она на порядок выше – миропостроение (peace building). Этим мировое сообщество и занято. Кто конкретно?

Основных игроков пять, раскладывает мне пасьянс Седа с высоты своего нового опыта.

SFOR (Stabilization Force) – Силы по стабилизации. Они, собственно, и осуществляют протекцию. Международный корпус численностью в 35 тысяч человек своим присутствием охлаждает горячие головы. К концу нынешнего 1999 года миротворцев в военной форме должно остаться 17 тысяч. Прогресс.

Высокий представитель (подразумевается: мирового сообщества) – наместник Дейтона на этой земле. Как лорд-протектор он обладает чрезвычайными полномочиями, может снять самое высокое местное должностное лицо – даже с выборного поста.

Миссия ООН. Ее задача – создание в БиГ современной системы правопорядка и образование, обучение, воспитание полицейских сил, которые бы подчинялись авторитету закона, а не закону местных авторитетов. Для этого в миссию ООН в БиГ входят почти две тысячи образцовых полицейских из разных стран мира, включая Россию. Из патриотических соображений я не стал уточнять, где именно в России нашли столько образцовых милиционеров.

ОБСЕ отвечает за выборы и демократизацию.

Совет Европы должен подтянуть Боснию до уровня евростандартов.

Более мелких игроков для простоты оставим в покое.

В реальной жизни зоны ответственности дублируются, функции пересекаются. Официальные оптимисты надеются, что в результате этой разнородной деятельности создается некий институциональный корсет. Пессимисты говорят – каша. Одни верят, что, когда однажды мировое сообщество уйдет из протектората, демократический порядок будет уже достаточно прочным, чтобы остаться. Другие ворчат, что у мирового сообщества вообще нет «стратегии выхода», обвиняют сложившуюся систему в том, что она неэффективна, работает лишь на себя и подпитывает «культуру зависимости».

У пяти нянек дитя на игле… Это не выдуманное опасение. Иностранная община Сараева составляет уже 15 процентов населения. Они снимают хорошее жилье, под них и для них открываются рестораны, клубы. В некотором роде весь город работает на мир, что приехал спасать город.

Сомнения и нетерпение психологически понятны. Справедливости ради следует признать, что одно ограничение носит вполне объективный характер. Международное сообщество действует тут таской и лаской, принуждая или подкупая упирающиеся стороны. Но, в конце концов, даже самое большое благодеяние нельзя навязать. Как выразился один мой собеседник в Сараеве, власть у нас, как у Папы. Он может предписать есть рыбу два дня в неделю. Тот, кто верует, послушается. Но как заставить остальных?

В БиГ международное сообщество вознамерилось ни мало ни много построить современное демократическое государство. Если бы стройку начали на пустом месте, это была бы очень трудная задача. Но место далеко не пусто и не свято. И это гораздо хуже.

Дейтонское урегулирование было большим компромиссом. Югославским вождям войны был навязан мир. За это их власть не была поставлена под сомнение.

Наивно было рассчитывать, что те, кто развязал бойню, примутся, засучив рукава, за демократическое мироустройство, говорит глава миссии ООН Жак Поль Клайн. Ведь что произошло в Югославии по большому счету? Коммунисты перекрестились в националистов. Остались те же партии власти, только под другими названиями. Та же жесткая дисциплина и послушание. Тот же партбилет как пропуск к карьере.

Семьдесят процентов населения голосуют этнически. Что бы они ни думали про себя, голосовать за представителя другой общины не хотят или не решаются. Геополитически БиГ находится в поле притяжения двух региональных «держав». Лидеры одной общины привычно смотрят на Сербию, другой – на Хорватию. И пока в Загребе сидит марксист-иезуит (Туджман), а в Белграде откровенный гангстер, макиавеллист и оппортунист (Милошевич), для которого не существует ничего, кроме власти и денег, трудно рассчитывать на принципиальные перемены, не очень дипломатично говорит Клайн. Видно, даже ооновцев припекло.

И все же что сделано с 21 ноября 1995 года, когда заработала мирная формула, – много или мало? Не слишком ли дорого обходится мировому сообществу дейтонский эксперимент?

Как считать?

Два миллиона беженцев и перемещенных лиц. 20 тысяч без вести пропавших. Там, где были мирные поля, – минные поля.

Экономическая разруха. Крупные предприятия закрылись, они были построены по соображениям высокой политики, но, увы, оказались неэффективными… К краху социализма добавилась инфраструктура в руинах… Кругом – произвол и коррупция. Законы бездействуют… Воздух отравлен ненавистью. Все раны открыты.

Таков дебет войны.

Послевоенный кредит: в Боснии больше не убивают. Воюющие стороны разведены. Сотни тысяч мужчин разошлись по домам.

Пошли поезда. Вновь заработали аэропорты. Открылись школы. Восстановлено электричество… Этот последний пример тянет на символ. Сначала люди радуются, что наконец-то дали свет. Потом замечают, что вокруг убожество и грязь.

Босния – тяжелый больной, говорит Клайн. Пациент только-только пошел на поправку, но он все еще целиком зависит от аппаратов искусственного жизнеобеспечения. Стоит отключить их раньше времени, и пациента не спасти.

…В БиГ введена твердая валюта – тем самым жестким способом, который недолгое время обсуждался и у нас. Боснийская марка – ровня немецкой, ибо намертво привязана к ней. Внешне бумажка не слишком внушительная, но внутри страны и даже по соседству ходит вовсю. В магазинах люди расплачиваются той и другой валютой наравне и не выбирая.

При мне после долгих переговоров и уговоров открылся для свободного перехода пограничный пункт Иваница – Бргат в районе Требине – Дубровник. Этому предшествовали самые драматические события.

Первое, что сделали новые независимые государства – бывшие республики единой Югославии, это отгородились друг от друга прочными границами. На том же 240-километровом пути из Сараева в Дубровник нужно пересечь три границы в одну сторону. Сначала прощаешься с пограничниками БиГ и стараешься повежливей поздороваться с их хорватскими коллегами. Потом вновь въезжаешь на территорию БиГ, чтобы через двадцать минут процедура повторилась. (Боснии при разделе дали выход к морю – так ей перепало 20 километров адриатического побережья.) Везде проверяются паспорта и визы. Особенно внимательны пограничники как раз к ближайшим соседям, к братьям-врагам.

Требине – сербская сельская местность – всегда была привязана к знаменитому хорватскому курорту Дубровнику, экономически это одна зона. Но в печальной памяти октябре 1991 года ЮНА (Югославская народная армия), выдвинувшись из Черногории, прошла через Требине и нанесла удар по Дубровнику. Сербская осада Дубровника продолжалась до мая 1992 года, когда наконец армия отступила. С тех пор граница была на замке. Традиционные связи резко оборвались. Конечно, контрабанда всегда находит щели, а серая экономика удивительно гибка и живуча. Но это все не от хорошей жизни. С открытием границы в Иванице – Бргат, а также между Хорватией и Черногорией нормальная жизнь получила шанс.