Христианство и страх - читать онлайн книгу. Автор: Оскар Пфистер cтр.№ 62

Что означает «плоть», пробуждающая страстное желание, и что такое «закон в членах»? Первое слово имеет у Павла различные значения, и мы пропустим те, которые не имеют ничего общего с принуждением ко греху. Павел в Гал. 5:19 перечисляет дела плоти: блуд, нечистоту, непотребство, а за ними – несексуальные грехи, то есть идолослужение, волшебство, вражду… Не вижу причин, по которым такое описание нельзя применить к Павлу и ко всем остальным людям. Речь, конечно, не о том, что существует «каталог пороков», куда за ошибки неизбежно попадает каждый. Павел описывает даже простое страстное влечение как грех, вызывающий гнев Бога. Никто не будет оспаривать то, что он относился к борьбе между плотью и духом намного серьезнее, чем многие, и вел ее, испытывая мучительные страдания и страхи.

Исходя из этих предпосылок, в достоверности которых, как мне кажется, мы могли удостовериться, можно вывести такую линию развития апостола: воспитанный благочестивыми родителями в иудейской вере, Павел, который уже в раннем возрасте прибыл в Иерусалим (Деян. 26:4) для изучения закона, не нашел избавления от своей наполненной страхом религиозной муки. Но он надеялся добиться от Бога справедливости с помощью строгого исполнения закона, и из-за своего чувства неполноценности он все сильнее цеплялся за закон и его строжайшее исполнение. Без сомнения, это дало ему немалое облегчение страха. Основанное на религиозном страхе, благочестие Павла должно было принять характер фанатизма, как эффект любой реакции, то есть как каждое представление, эмоциональное волнение или волеизъявление, возникающие в сознании и маскирующие подсознательные чувства противоположной и болезненной природы (например, навязчивое мытье рук как гиперкомпенсация нечистых желаний у той же леди Макбет ^[289]). И потому каждая нападка на закон – единственное средство, которое исцеляло апостола Павла от страха, и более того, освященное народной традицией, – неизбежно вызывало его гнев.

Теперь мы можем понять его ярость по отношению к Иисусу. Трудно установить, знал ли он Его лично. Фразу: «Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем» (2 Кор. 5:16) толкуют и так, и так. Если Дейсман полагает, что конец стиха был бы банален, если бы относился к историческому, земному Иисусу ^[290], то я считаю, что это настоятельное стремление устранить любое представление о личном контакте с исторической личностью, выраженное в придаточном предложении, является очень смелым и характерным для Павла отрицанием реального опыта – апостол, как и в других случаях, совершает насилие над исторической реальностью в пользу достоверности своей веры. Иными словами, мышление верующего берет верх над историко-эмпирическим («деисторизация»). И все же я хотел бы оставить открытым вопрос Файне: «Не стоял ли Павел, как и враги Иисуса, у креста на Голгофе?» ^[291]. Однако он – в этом можно быть уверенным – должен был много слышать об Иисусе в Иерусалиме и по меньшей мере знать, почему его собратья-фарисеи ненавидели Иисуса и требовали Его смерти. Для него не могло остаться тайной то, какую борьбу против фарисейского толкования закона и покорности ему вел Иисус. Его, без сомнения, должна была интересовать эта борьба, взбудоражившая весь народ. То есть Павел знал, что Иисус признавал не все правила закона.

Еще мы точно знаем, что Павел именно к Иисусу применял проклятье из Книги Второзакония (Втор. 27:26): «Проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в книге закона» (Гал. 3:10). Когда Иисуса распяли, Павел увидел в этом подтверждение уверенности в том, что Бог Сам отверг Иисуса и осудил Его как врага. В этом смысле Павел трактует стих: «Проклят всяк, висящий на древе…» (Гал. 3:13; Втор. 21:22). Он ненавидел и Стефана как врага Бога, ведь тот, примкнув к осквернителям закона, выбивал почву у него из-под ног и лишал его «спасительного якоря». Павел был свидетелем убийства Стефана, одобрял его (Деян. 8:1) и, переполненный ненавистью, преследовал христиан.

Действительно ли, как утверждает Бультман ^[292], переживание обращения никак не объяснить психологически? Думаю, можно – если мы не будем, как он, отодвигать психологию в сторону. Ясно, что Павел, в сущности, был добрым человеком и явно исходя из внутренних побуждений ставил любовь и доброту даже выше веры (1 Кор. 13:13). А теперь представьте себе, что этот человек преследовал христиан, даже если, как полагает Бультман, речь идет только о «порке» и об исключении из синагоги. (Правда, со Стефаном поступили иначе.) Невозможно представить, что Павел не разговаривал с узниками, и если так, его должен был поразить тот факт, что они в своем христианстве превосходили его во многих важнейших смыслах. Он боялся гнева Божьего, а христиане были свободны от этого страха. Он страдал от закона – христиане видели в законе знак Благой Вести. Он чувствовал себя подневольным пленником, лишенным надежды, – их переполнял святой восторг, преобразивший даже страх смерти. Из ненависти он был готов на зверства – Стефан, умирая, молился за своих врагов, считая и Павла. Иисус то и дело повторял: «А Я вам говорю…» (Мф. 5:22, Мф. 28:32 и др.) – и тем отказывался оказать закону и ритуалу, наисвятейшему средству утешения для Павла, то коллективно-невротическое почитание, которое Павлу было необходимо как воздух, чтобы успокоить страх; с другой стороны, Иисус изгонял демонов (и тем исцелял больных), и нельзя было оставаться глухим к Его словам, исполненным вдохновенной любви к Богу и ближним, – к словам, которые отзывались в страстном желании Павла, еще не разрушенном страхом. Его роль гонителя христиан должна была глушить чувство вины, угрожавшее ему божественным гневом, и давать ему покой. Бессильный преодолеть греховные стремления и исполнить закон во всех мелочах, он пытался гиперкомпенсировать этот недостаток как враг Христа, проявляя чрезвычайное рвение по отношению к Богу. Но это жестокое занятие не могло даровать ему душевный покой. Вновь и вновь совесть, пробужденная Христом и христианами, противостояла сознанию фарисея; и усиленный фанатизм не мог заглушить голос живой человечности, защищавшей преследуемых жертв. А если эта защита была праведна, то он сам был проклят, ибо преследовал Христа, посланника Божьего! Я не знаю ничего, что противоречило бы этой точке зрения, подтвержденной аналогичными примерами у многих других деятелей истории ^[293].