Христианство и страх - читать онлайн книгу. Автор: Оскар Пфистер cтр.№ 139

Страница

Врач не может исцелить страдальцев, если его мировоззрение и мораль не подходят. Ведь сама мораль по своей сути – одна из составляющих психогигиены общества. Конечно, некоторые «моральные системы» должны бесславно исчезнуть там, где принимается во внимание, например, отрицающий любые ценности пессимизм, пошлый эвдемонизм, эгоистично подрывающий благополучие общества, вера в силу или суеверное отношение к ней, порождающие войну всех против всех или, по меньшей мере, против всех, жаждущих свободы, высокомерные, агрессивные, навязчивые идеи в отношении рас и многое другое.

С другой стороны, христианство идет навстречу, содействуя жизни и здоровью в высочайшем смысле, оставляя далеко за собой так называемый натурализм как поверхностную неправильность, и тем самым рассматривает душевную терапию как свою главную область. Слова Господа: «Я живу, и вы будете жить» (Ин. 14:19) подразумевают высочайшее благо. Христианство должно стать тем, чем оно было в древности – medicina sacra, священной медициной, только обогащенной знаниями науки, психологии, медицины, социологии ^[910]. Тогда не только борьба со страхом, но также предотвращение и преодоление невротических религиозных и моральных пороков характера, которые так разрушительно рождаются из страха, могли бы соответствовать душепопечительским задачам Иисуса Христа в большей степени, чем прежде в истории. Да и медицина, и социология смогут гораздо большему научиться у христианства.

В Иисусе Христе, принесшем великое исцеление и спасение, мы находим совершенное единство любви к Богу и людям, теснейшее слияние христианской вести и заботе о здоровье методами психотерапии и социологии. Он излечивал тех, кто страдал от психозов и неврозов, как мы объяснили выше. Но он врачевал и мытарей, и грешников, и бессердечных богачей, и власть имущих. Если христианство пренебрежет тем, что совершал его основатель, исказит любовь к Богу, ближнему и самому себе, которой Он требовал и которую являл в жизни, как это чаще всего происходило до сих пор, то оно превратится в свою противоположность: из защиты от страха – в опасный источник страха; из отпора неврозам – в жуткий очаг неврозов, из поддержки милости божественной любви – в рассадник навязчивого невротико-магического мышления и действий, в разрушителя свободы, в крушителя сил, которыми люди наделены для претворения в жизнь вечной, этической, любящей воли.

Далее я могу только попытаться сделать выводы из вовлечения терапевтических обязательств в учение о христианской жизни и любви. Исходя из страха, мы вынуждены учитывать повсеместную проблему невротизации людей и христианства, а тем самым сохранение здоровья и оздоровление людей посредством верно понятого христианства через следование за Христом. И того, что полностью удовлетворительное и окончательное решение будет найдено с первой попытки, может ожидать только не знающий истории и психологии наивный энтузиаст.

Христианское отношение к страху необходимо согласовать с главной заповедью Иисуса. Если смотреть с христианской точки зрения, то прежде всего действует правило не искоренять страх при любых обстоятельствах, а так с ним обращаться, чтобы он как можно меньше влиял на любовь к Богу, людям и самому себе или даже ее качественно поддерживал. Возможно, окажется, что для христианской любви лучше всего полностью предотвратить или уничтожить страх, но это не априори. Мы уже часто упоминали: Зигмунд Фрейд, как врач, говорил о нормальном страхе. Почему мы должны считать страх, например, в рамках наших отношений к Богу, изначально враждебным любви? Не встречается ли нам часто очень эффективная и глубокая сыновняя любовь, основанная на благоговейном страхе? Чувство вины является большим злом, чем страх. Если при определенных условиях оно может содействовать христианской любви в высочайшем смысле, то нам придется просто с этим смириться.

Если с этими предпосылками мы сначала оказывается на зыбкой почве, то на твердую землю мы попадем с помощью двух фактов. В одном слиты психология и антропология; он – в осознании того, что сильный патологический страх мешает любви и заменяет здоровую христианскую любовь на невротическую, созданную, может быть, с помощью усиленного подчеркивания догм, которые сами по себе никоим образом не враждебны христианству, но при чрезмерном акценте на них похищают христианскую сущность любви, возможно, также благодаря подчеркиванию магических ритуалов, институций, стремлению к деньгам и власти, со ссылкой на Христа и так далее. Осуществление душепопечительства по отношению к здоровым навязчивым характерам и душевнобольным нам это показывает столь же явственно, как и изучение отдельных личностей и периодов в прошлом.

Еще дальше нас приведет контраст, который отдельные авторы Нового Завета установили между страхом и любовью. Павел считает, как мы знаем, что дух боязни (страха) несовместим с христианской любовью. «Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: “Авва, Отче!”» (Рим. 8:15). Еще раз сошлемся на слова Господа в Евангелии от Иоанна: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16:33). Здесь преодоление страха представляется утешением и большим благом для учеников. Еще точнее звучит классическое требование в Первом послании Иоанна: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви» (1 Ин. 4:18). Тем самым мучительному страху навсегда закрывается дверь к христианской вере. Но любой сильный страх неприятен. Допустима только сублимированная боязнь, благоговение, которое связано с ощущением дистанции и которое вызывает восхищение божественным величием и святостью. При этом должна преобладать уверенность в симпатии и чувстве притяжения, приносящих радость, а не в страхе и боязни, где наблюдается стремление отделиться. Как только количество страха в благоговении (tremendum по отношению к fascinosum) разрастется слишком сильно – любовь окажется в опасности.

У нас нет точных методов, позволяющих измерить чувства. Однако можно с уверенностью утверждать, что граница, за которой боязнь ухудшает качество жизни, у всех разная. Некоторые дети теряют доверие, радость от общения с другим, готовность сделать что-то из любви к нему, уже при небольшой угрозе, в то время как других ни в малейшей степени не может поколебать причиненная их любви чувствительная боль. Так же и в религиозной жизни. Для некоторых подходит выражение Цинцендорфа: «Причинять боль – это самый обычный порыв в любви» ^[911], и для них это просто потребность получать угрозы. Мы не должны недооценивать индивидуальные различия в том, чем определена любовь и как она ощущается. Также надо принять во внимание любовь как реакцию на вытесненную ненависть. Далее очень важно, чтобы любовь включала в себя, с одной стороны, пассивную восприимчивость и покой, а с другой стороны – активную отдачу и действие. И то и другое взаимосвязано. Простое бездействующее созерцательное наслаждение сладкими чувствами любви, которое некоторым мистикам и пиетистам кажется жизненным идеалом, как и постоянная спешка без отдыха и покоя, в чем уже упрекали реформатов, не соответствуют любви Христовой и становятся причиной угрозы страха. Из этого следует, что принцип христианского совладания со страхом должен исходить из усиления христианской любви и как можно более эффективного сдерживания страха, но его применение требует гибкости, чтобы учитывать отличия между людьми.

Страница