Замурованные. Хроники Кремлевского централа - читать онлайн книгу. Автор: Иван Миронов cтр.№ 51

— Кстати, о лошадях. Чайка, помнится, заявил, что «Эрмитаж отдыхает».

— Я допускаю, что наш Генеральный прокурор в Эрмитаже никогда не был, и кроме как с курганским краеведческим музеем ему больше и сравнивать не с чем. Во время обысков со стороны следствия присутствовал эксперт, который подтвердил, что ни один экспонат не представляет музейной ценности.

— Чайка родом из Кургана? — позволил себе я небольшое отступление.

— Оттуда.

— Вы уже сталкивались с отечественной пенициарной системой, что изменилось сейчас? — вернулся я к тексту.

— Мне довелось сидеть на стыке эпох: 85-й год — приход Горбачева, 91-й — Ельцина и вот теперь вновь на стыке: прощание с Путиным — избрание Медведева. Я провел два года, начиная с 90-го, во внутренней тюрьме тогда еще КГБ и тогда еще Ленинграда. Кстати, хорошо помню, как 17 марта 91-го голосовал из тюрьмы за переименование города в Санкт-Петербург. Все развлечения — газета «Правда» и несмолкаемый партийный официоз из встроенной в двери радиоточки, которую, чтобы не сойти с ума, приходилось затыкать мокрой намыленной бумагой. Сейчас же и телевизор, и пресса по подписке. Однако на этом все отличия нашего изолятора от прежних СИЗО, пожалуй, и заканчиваются. Почти двадцать лет назад закрывали меня скромно. Каких-то две-три гневных статьи в газетах о нарушителе советской законности. А нынче сколько внимания… и соответственно — плоды популярности: почетная нижняя шконка, нарезанный сыр и освобождение от уборки камеры, — рассмеялся Сергеич, и тут же сверху вынырнула заспанная физиономия Журы. — Не спится, молдован. Может, тебе врезать?

— Тебе лишь бы врезать, — проворчал Серега, позевывая, оглядывая хату. — А где наша лысая красавица? Забрали. Скучно с вами.

— Почему вас отвезли в Москву, поместив в самый закрытый изолятор 99/1? — продолжил я.

— Это федеральная тюрьма номер один, самый жесткий и замороженный централ в стране, исключающий какую-либо связь с волей, кроме как через адвоката, которому зачастую и подолгу может быть закрыт доступ к подзащитному. Подобная изоляция могла быть оправдана в советские годы, когда адвокат появлялся только на стадии закрытия уголовного дела. Сегодня она может быть только ширмой, прикрывающей беспредел. Иными словами, здесь созданы все условия для физического и психического воздействия, организации пресса и инсценировки суицида. Человек, попав в 99/1, оказывается в безграничной власти администрации и следствия, что невозможно в других тюрьмах.

— Сергеич, давай теперь один вопрос по здоровью.

— Давай по здоровью, — слегка кивнул Кумарин.

— Вы являетесь инвалидом первой группы и нуждаетесь в амбулаторном лечении, которое по закону должен обеспечивать ФСИН. Какая медицинская помощь вам оказывается в изоляторе?

— В этих стенах меня убеждают в двух истинах: все болезни от нервов и лучшее лекарство — это совет. Так что если у вас отказывает почка (она у меня одна) или парализует руки-ноги (рука тоже одна), — Владимир Сергеич усмехнулся, — рецепт один: «Не нервничайте!». Необходимые мне таблетки я смог получить лишь через полтора месяца после заключения под стражу, и почти год следствие не пускает ко мне врача. Под запретом даже витамины для глаз. Зато заботятся о моем питании, скрупулезно высчитывая среднесуточную норму для поддержания жизни: разрешены к передаче аж четыре с половиной килограмма вареного мяса или три килограмма рыбы в месяц, иные продукты животного происхождения мне запрещены.

— Согласно Российской Конституции, любой человек считается невиновным, пока его вина не будет доказана вступившим в законную силу приговором суда. Как вы оцениваете заявление Чайки, оголтело обозвавшего вас бандитом?

— Это публичное и демонстративное попрание Основного закона государства лицом, призванным стоять на страже соблюдения законности. Во-первых, истерика господина Чайки должна была хоть как-то оправдать военные действия, развязанные им против меня в Ленинградской области. Во-вторых, стал бы генпрокурор оглядываться на Конституцию в конкурентной борьбе со своим заместителем Бастрыкиным. В-третьих, Чайка попросту расписался в своей профессиональной импотенции, с избытком компенсируемой подлостью, цинизмом и уверенностью в безнаказанности.

— А как быть с почетным званием «лидера тамбовского сообщества»?

— Странно получается. — Кумарин остановился, резанул меня острым прищуром и продолжил: — Азербайджанские, грузинские, армянские, цыганские, китайские банды уважительно и толерантно называют культурными автономиями, но как только речь заходит о землячествах великих русских городов, то сразу на все лады милицейского наречия принимаются шельмовать. Помнится, как-то в девяностых годах меня вызвала в прокуратуру следователь Помарина, которая была гражданской женой начальника РУБОПа майора Гусева. И в конце нашей беседы спросила, являюсь ли я лидером «тамбовского сообщества». «Интересный, — говорю — у вас семейный подряд: муж ловит, жена сажает». «А вы что, видели свидетельство о браке?» — не растерялась следователыпа. «А вы видели Устав тамбовского сообщества?» — переспросил я. Больше вопросов она не задавала.

— Как вы оцениваете состояние современной правоохранительной системы?

— Нет системы как таковой. Остался лишь красивый рекламный фасад, а за ним правовой нигилизм, откровенный и безжалостный беспредел, безудержная коррупция и бесцеремонное вымогательство. Далеко ходить не надо. За месяц до моего ареста в Питере похитили девочку и мальчика. Сначала похитители вышли на руководителя агентства журналистских расследований Константинова и потребовали выкуп — миллион долларов. Константинов их путал дней десять, пока не подключился второй переговорщик. Похитители говорили с ним единожды и сразу вычислили, что он — мент. Рыбак рыбака… После того как переговоры чуть не были сорваны, я переключил их непосредственно на себя. На другом конце провода звучал уверенный милицейский голос. Я не владею гипнозом, которым пользуется господин Бастрыкин, но мне приходилось долго общаться с этими товарищами. Поверьте, что все их ужимки, повадки, жесты, профессиональный сленг ни с чем не перепутаешь. Мы вызволили детей. И если у прокурора Санкт-Петербурга осталась совесть, он подтвердит, что после освобождения девочки мне при нем звонили из Генпрокуратуры с просьбой поделиться с ними лаврами спасителей и что по совету городского прокурора я их послал по общеизвестному адресу. Вот и получается, что я, якобы бандит, вырвал ребятишек из рук ментов, которых мы бы взяли, если бы не помешали войсковые маневры.

— Как идет расследование, ведь скоро будет год вашего заключения?

— Все обвинения в рейдерстве и организации покушения на Сергея Васильева основываются исключительно на показаниях инвалида второй группы Бадри Шенгелии, грузинского Аль Капоне, как его называют в Питере. Со слов этого единственного свидетеля обвинения, я в его присутствии попросил Вячеслава Дрокова найти два автомата. И когда Шенгелия спросил: «Зачем Слава ищет автоматы?», я якобы сказал: «Да, мы Васильева хотим убить, чтобы забрать терминал». За этот грузинский идиотизм прокуроры пообещали Шенгелии на выбор или шесть лет условно, или небольшой реальный срок, чтобы уйти за отсиженным в СИЗО. Иных чувств, кроме брезгливости и жалости к больному, сломленному человеку, разменявшему на пилюльки совесть и порядочность, Шенгелия у меня не вызывает. Хотя следствие всеми средствами пытается доказать обратное. На моих бывших сокамерников давили опера, мол, пишите, что слышали, как Барсуков рассказывал в хате, что отрежет Бадри голову и будет играть ею в футбол. Однако даже следователям Следственного комитета при Генпрокуратуре очевидно, что болезненные «воспоминания» Шенгелии ни один суд при рассмотрении дела по существу не примет. Поэтому все это время они терзают людей, вербуя их в лжесвидетели. Через пресс-хату, в которой заправлял пожизненно осужденный Олег Пылев, сначала пропустили Шенгелию, затем Павла Цыганка (проходит по делу о рейдерстве. — Примеч. авт.), молодого, крепкого, под два метра ростом. У Цыганка, в отличие от Бадри, хватило здоровья и сил, чтобы выдюжить и не пойти на «сотрудничество», хотя Пылев конкретно требовал показаний против меня. Из мурманской зоны привезли некоего Славу, уже осужденного на 25 лет, предложив сокращение срока за показания. Когда этот Слава отказался от прямого оговора меня и Дрокова, ему предложили в качестве компромисса показать, что Дроков просил у него автоматы. Но и эти потуги следствия оказались тщетными. Братьев Олега и Андрея Михалевых, обвиняемых в расстреле кортежа Васильева, полковник Г.Н. Закаров и подполковник Д.Н. Денисов запытали до такой степени, что их еле-еле реанимировала «скорая»… Вань, пожалуй, хватит, — тяжело вздохнул Кумарин, прикусив нижнюю губу.