Замурованные. Хроники Кремлевского централа - читать онлайн книгу. Автор: Иван Миронов cтр.№ 24

— Надо подумать, — цинично скривился мошенник. — К примеру, самое легкое — на вечерней проверке сломай нос дежурному помощнику, два блока твои.

— Хорош ерунду говорить. — Леха угрюмо потупился в матрац.

— Ладно, черт с тобой… просто отними у него фуражку.

— Я же в карцер сразу поеду.

— Не сразу и с двумя блоками «Парламента». Согласен? Если да, то один блок могу прямо сейчас тебе авансом выдать. — Слава расстегнул на сумке туго стянутую молнию, обнажив разноцветные края фирменных коробок. — Но, если фуфло двинешь, то не обессудь. Сам знаешь, фуфлыжник — хуже пидараса.

— А-а-а, — простонал Заздравнов.

— Поражаюсь, — Шер застегнул молнию. — Как ты, такой слабоочковый, замочил кого-то. Фуражку у мусора отнять и то не можешь.

— А ты можешь?! — взревел Леха.

— А я не курю. Кстати, стрелочник от фуфлыжника мало чем отличается, — ворчал Шер. — Еще боксер! Слушай, а ты боксер, который дерется или который в ж……?

Заздравнов был раздавлен в полное ничтожество. Он хотел и мог разорвать Шера, но этим Леха лишил бы себя последнего шанса получить курево. Столь паскудный мотив заставлял Космонавта лебезить перед «журналистом-международником».

— Слава, выдели хотя бы пачку. Будешь моим лучшим другом.

— Лучший друг — это тумбочка. А у тебя, как у латыша, только хрен да душа. Даже покурить нет.

Леша выдохся, сник и пошел чистить зубы. Он с трудом дождался завтра. Пепельно-бледный, с опухшими от бессонницы глазами, но с выражением детского счастья на лице, он шел на допрос в расчете выклянчить у следаков пачку, а то и две никотиновой радости.

Не став дожидаться сокамерника, мы с Шером сели обедать: остатки курицы, которая накануне зашла Славе, немного сыра и положняковая ячка на гарнир.

Леша вернулся в невменяйке: глаза горели, тушу трясло, словно в лихорадке, говорить связно он не мог, лишь давился матом. По ходу выяснилось, что целых три пачки дьютифришного «Мальборо», которые щедро сцедил следак за очередные «разоблачения» Космонавтом своих бывших товарищей, выводной от-шмонал у Леши на обратном пути.

— Гадина-а-а! Сигаретки даже не оставил! Все забрал, сволочь! — верещал Космонавт.

— Слышь, ихтиандр, не переживай ты так. Иди, поешь, — поддержал Шер обескураженного сокамерника.

— А что, курочки больше нет? — Леха разочарованно окинул скромное нутро холодильника.

— Извини, опоздавшему поросенку и сосоку жопы! — прочавкал Шер, обгладывая цыплячью ножку.

— Слава, дай покурить, — тоскливым голосом, пробивающим на жалость, вновь заревел Заздравнов. — Не могу я больше!

— Если тебе совсем невмоготу, то существуют два варианта. Первый — это сломиться из хаты. Второй — это заставить мусоров выдать тебе курево.

— Как заставить? Че ты несешь?

— На любом централе есть запасы курева, которыми в случае крайней потребности опера могут греть арестантов. Поэтому кипешуй, требуй, борись. Не поможет — вскройся у тормозов. Добьешься у них хоть одной пачки, я тебе сразу подгоню блок.

Случай «потребовать» у вертухаев сигарет выдался только во время вечерней проверки.

— Гражданин начальник, у меня сигареты кончились, а ларька нет, а я не могу без курить, — протараторил Космонавт.

— Пишите завтра заявление, так и так, прошу выдать из фонда изолятора сигареты. В течение трех дней ваше заявление будет рассмотрено.

На следующий день мой послеобеденный сон был грубо прерван душераздирающей истерикой Космонавта, сопровождающейся ударами кулаков в тормоза:

— Дайте сигарет. У-у-у! Я же сегодня рапорт написал.

— Что-что ты там написал? — сквозь сон процедил я. — Рапорт?!

— Ну, эта… — осекся и покраснел Космонавт. — Заявление, я хотел сказать.

— Что ты хотел — ты сказал. Про кого писал?

— Не надо к словам придираться, — неуверенно пробормотал Заздравнов. — Оговорился я.

— Оговорочка-то по Фрейду, — я окончательно проснулся.

— Леша, я что-то не понимаю, — включился в разговор Слава. — У тебя словарный запас максимум слов пятьдесят, из них половина матерных. Объясни, как в остальные скудные литературные объедки, которыми ты изъясняешься, попал этот иностранный термин?

— Да, я… эта…

— Понятно все с тобою, Леша. Не напрягай голову, заболит с непривычки, — я натянул на себя фуфайку в надежде досмотреть столь бесцеремонно прерванное сновидение.

Слава решил не останавливаться в своих психиатрических опытах, воспользовавшись привычкой Заздравнова пить холодный зеленый чай, который постоянно настаивался в литровой пластиковой банке. Когда Космонавт ушел на вызов, Шер щедро растворил в питье несколько доз крепительного. Вернувшись от следаков, Леха залпом осушил емкость. К несчастью Космонавта, была пятница, поэтому рассмотрение всех заявлений переносилось в лучшем случае на понедельник.

В воскресенье на быка было больно смотреть. Совершенно спятившее выражение лица, изможденного бессонницей и разукрашенного грязным ворсом щетины. Он то и дело чистил зубы и занавешивался на дальнике.

— В голове не укладывается, как ты наркоманить бросил, — удивлялся со своей шконки Слава. — Коли ты так переживаешь из-за какой-то привычки.

— Смог, Слава, смог! — рычал не находивший покоя Космонавт. — Мне и курить уже почти не надо. Если бы не привычка, то совсем бросил бы.

— Вот видишь, Леша, мне еще спасибо скажешь, что не потворствовал слабине твоей. — Шер вдруг разглядел еле заметные перекаты блесток по щекам соседа. — Ты что, плачешь? — остолбенел мошенник от столь неожиданного эффекта.

— Я никогда не плачу, просто иногда слезы текут, — потупил глаза Космонавт и, распрощавшись с остатками собственной гордости, продолжил: — Слава, пожалуйста, ну дай покурить! Я без курехи третий день проср… не могу.

…В понедельник на вечерней проверке дежурный помощник принес Заздравному две пачки «Явы».

— Держи, заслужил! — Слава после ухода вертухаев достал блок «Мальборо». — Молодец, добился-таки своего!

— Слава, братан, от души! Я тебя реально признал. Ошибался я в тебе. Не в обиду ошибался. Прости, дорогой! Благодарю, Слава.

В этот момент Леха готов был целовать Шеру руки.

Ранний подъем. Заказали «по сезону». Через час закинули на «сборку» — в пустую узкую хату на третьем этаже. Щели в окне залеплены хлебом с туалетной бумагой, видно, зима здесь выдалась тяжелой. Сон победил страх застудить почки, и я заснул на железной решетке нар. Еще часа через полтора лязгнули тормоза, в хату вошли четверо цириков. Все, как один, болезненно-недокормленного вида. Старший из них — прапорщик лет двадцати семи, но уже с огромной залысиной — сел за протокол осмотра. Захваченные в дорогу «Мертвые души» изъяли сразу. Мол, не положено вывозить книги, вернем по приезду. Тщательно изучили носки, стельки от обуви, все складки на одежде. Затем вывели на продол, где на зеленом фоне гуиновского камуфляжа неприятно резанул глаза мышиный ментовский мундир.