Москитолэнд - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Арнольд cтр.№ 58

Проезжаем вывеску с радужной надписью:

«ГОРА ВОЗРОЖДЕНИЯ»

РЕАБИЛИТАЦИОННЫЙ ЦЕНТР:

КОМПЛЕКСНОЕ ЛЕЧЕНИЕ ОТ НАРКОМАНИИ И ДЕПРЕССИИ

Мой смещенный надгортанник внезапно будто смещается еще сильнее.

– Зачем мы здесь?

Заняв просторное парковочное место, Кэти глушит мотор:

– Ты хотела увидеть маму. – Затем проверяет макияж в зеркале заднего вида, открывает дверцу и выскальзывает наружу. – Ты идешь?

Дверца захлопывается, и я вздрагиваю. И мгновение представляю, что осталась жить в брюхе «крузера». Я могла бы здесь есть, спать, завести семью. Что угодно, лишь бы не выползать на встречу с неизбежным.

Вдруг в ушах звенят слова, сказанные Кэти в кабинете директора Шварца: «Она справится с болезнью. Ив настоящий боец».

Я ребенок. Я ничего ни о чем не знаю. И еще меньше знаю обо всем.

На пассажирское окно налетает Уолт и с маньячной улыбкой прижимает к стеклу программку «Редс».

– Смотри! – кричит он. – Прям как твоя палочная книжка!

В безоговорочно детсадовском стиле Уолт нарисовал самую палочную картинку в истории палочных человечков или картин, или вообще в истории. И она в тысячу раз круче моей «палочной книжки». Ни следа худосочности. На фоне взрывного фейерверка стоят три человечка. Вокруг каждого из них есть стрелки, указующие на различные части их тел или на объекты поблизости. Человечек слева самый высокий. Рядом с ним грузовик, а на шее что-то намотано. Над его головой написано заглавными буквами: «МОЙ ДРУК БЕК». Возле стрелки, ведущей к грузовику, сказано, что это «ДЯДЬЯ ФИЛ», а возле чего-то странного на шее – «ФОТОРАТ». У человечка справа гигантские мышцы. Над его головой написано «УОЛТЕР». Продолговатый предмет в его правой руке обозначен как «МАУНТИН ДЮ», а квадрат в левой – как «ЦВЕТНОЙ КУБ». Человечек посредине – это я. Над моей головой написано: «МОЙ ДРУК МИМ». На мне безумно здоровенные кроссовки, озаглавленные «БУТЫ (СЛИПУЧКАМИ)», солнечные очки с соответствующей меткой и рюкзак, превратившийся в «ХРЮКЗАК». А на земле рядом со мной лежит палочка с надписью «БЛЕСТЯШКА МИМ». Моя помада.

Все мы держимся за руки и улыбаемся от уха до уха.

Однажды я прочла, что в греческом языке есть четыре слова для обозначения любви в зависимости от контекста. Но, вырвавшись из машины и упав в идеальные для обнимашек руки Уолта, я понимаю, что греки ошиблись. Потому что моя любовь к Уолту – это нечто новое, доселе не названное, нечто сумасшедше-дикое, юное и восторженное. И пусть я без понятия, что эта новая любовь может предложить, зато знаю, чего она требует: слез благодарности.

Я рыдаю навзрыд.

И сильнее.

И еще сильнее.

Раздавшийся за спиной голос Бека подобен утешительному бальзаму.

– Привет, – говорит он. – Я Бек, и мы рассказываем друг другу всякие важные штуки.

Я отступаю от Уолта и вытираю слезы:

– Что?

– Эм-м, здрасте? Она беременна?

Я хватаю рюкзак, наклоняю голову и, черт возьми, снова цепляю свою ми-ми-мишную маску. Она меня погубит.

– О, ну да. Точно.

– О. Ну да. Точно. Спасибо, Мим, офигительно актуальная информация. К тому же это многое объясняет.

– Что например?

Он смотрит на вершину высокой лестницы особняка, где Кэти только что скрылась за двойными дверьми.

– Например, некое презрение к некой мачехе, из-за которого кто-то отчитал кого-то, когда этот второй кто-то поднял некую тему в кузове некоего грузовика. Догадываешься, на какой инцидент я прозрачно намекаю?

Я прячу улыбку:

– Знаешь… мне в данном случае лучше всего молча насладиться идиотизмом этой фразы.

Бек обнимает одной рукой меня, а второй – Уолта и ведет нас к крыльцу. И эта совместная прогулка полна жизни, любви и стремления к Беззаботной Юности Прямо Сейчас. Весь мой мир – с севера на юг, с востока на запад – захвачен.

– Так тебе понравился рисунок, Мим? – спрашивает Уолт, баюкая в руках программку, точно младенца.

Бек склоняется к моему уху:

– Он рисовал всю дорогу. Чуть не лопнул, так ему не терпелось тебе показать.

Наслаждаясь нашим подвижным Уолт-Мим-Бек-сэндвичем, гадаю, есть ли какая-то операция вроде разделения сиамских близнецов, но наоборот. Ну и для тройняшек.

– Уолт, рисунок шедеврален. Я его обожаю. Каждую черточку.

Мы вынуждены расцепиться, так как одновременное восхождение по ступенькам в принципе проблематично, не говоря уже о сиамских тройняшках.

– Итак, – говорит Бек. – Брат или сестра?

Я не сразу отвечаю. Просто не могу. Я писала это слово, и произносила, наверное, сотни раз в разнообразных контекстах. Но никогда вслух, относительно самой себя. Я смотрю Беку в глаза и бормочу:

– Сестра.

– Чудесно. Имя уже выбрали?

– Изабель.

Бек замирает в трех шагах от верхней площадки. Обернувшись, вижу что-то в его глазах, вроде мелькнувшей тени, но светлее.

– Что?

– Ничего.

– Ага. Выкладывай, Ван Бюрен.

Он поднимается на еще одну ступеньку, останавливается и запускает пальцы в волосы.

– Прошлой ночью в мотеле… ты, возможно, упоминала это имя.

– Что?!

Я оглядываюсь на Уолта, будто он может как-то помочь. Под помощью я подразумеваю реанимацию. Массаж сердца. Искусственное дыхание. Эти электрические штуки, которые буквально вбивают жизнь обратно под кожу. Уолт с головой зарылся в программку «Редс». М-да, полагаю, не самый лучший кандидат для электрошокера.

– Когда?

– Во время твоего… Даже не знаю, как его назвать… приступа?

Иногда у меня болит мозг. Не головная боль. Мозговая. Пусть это будет очередная медицинская загадка в бесконечной череде медицинских загадок Мим, но сейчас мой мозг просто раскалывается от боли. Я преодолеваю последние ступеньки, представляя, сколько личного могла выболтать в бреду: свои внутренние монологи, предназначенные только для меня теории, что-то очерняющее имя моей нерожденной сестры.

А потом Бек сжимает мою руку в своей, и боль в мозгу утихает. (Боль уходит, поднимается занавес, а на сцене шикарная бродвейская постановка, песня и танец – лучшее от Роджерса и Хаммерстайна.)

На крыльце перед входом нас ждет еще одна радужная вывеска:

ЗДЕСЬ ВЫ НАЧНЕТЕ ЗАНОВО

ПРОСЬБА ОСТАВИТЬ НЕГАТИВ

И НЕУВЕРЕННОСТЬ В СЕБЕ СНАРУЖИ,

ПОСКОЛЬКУ ВНУТРИ ОНИ ВАМ НЕ ПОНАДОБЯТСЯ.

С ЭТОГО МОМЕНТА ВЫ БУДЕТЕ ПРОЖИВАТЬ ЖИЗНЬ.